Рассеивая сумрак. Бессонная война

– Хочешь найти человека – следуй за его собакой. Только вот, Нуска… – Его голос и лицо вдруг стали серьёзными, а угрожающая улыбка сползла с лица. Даже Нуска на секунду напрягся, ожидая продолжения. – Тебе нельзя следовать за ним дальше. Возвращайся в Арценту, в лесные племена, в свою хибару – делай, что хочешь, но не ходи за эрдом. Он отослал тебя не просто так, но ты даже сейчас считаешь себя умнее всего человечества. Ты действуешь наперекор себе, мне, эрду и даже духам. Ради чего, Нуска? Думаешь, он прислушается к тебе, если будешь вилять хвостом у него под носом? Нет. Знай своё место. Ты нарушил мои планы, нарушил планы эрда, убил несколько десятков человек в надежде выслужиться перед правителем Скидана, но…

– Это не так! Я никогда… – невольно выкрикнул Нуска, но лицо Вьена вдруг оказалось настолько близко, что лекарь был вынужден заткнуться и просто слушать. Нос брата почти касался носа Нуски. Арцент заговорил тихо, почти шёпотом, а воздух в помещении задрожал от жара его огненной дэ:

– Но ты должен подумать о том, как будет лучше для тебя. И как будет лучше для эрда. Твоё присутствие на передовой может уничтожить Скидан. И под угрозой окажутся уже не бедные или богатые, а все скиданцы. Но ты слишком мал и слишком долго жил простым оборванцем, чтобы понять это. И если ты до сих пор считаешь себя обыкновенным нищим хаванцем из трущоб, то возвращайся туда, то так и живи, а не влезай в дела серьёзных сурии, решающих судьбы мира. Маленький нищий лекарь Нуска.

Брат отстранился, молча собрался и направился к двери. Хоть он и произносил подобные речи, но на его плечах всё ещё был тот самый бордовый плащ – знак повстанца.

– Я сказал тебе своё последнее слово. Если решишься не прислушиваться ко мне, то жри последствия. Мне бездна как отродело[14] опекать тебя.

Дверь открылась и тут же закрылась за покинувшим заброшенный трактир арцентом, но на этот раз Нуска не бросился следом. Он всё ещё пытался восстановить сбившееся дыхание и утихомирить колотящееся от страха сердце. Непонятно как, но Вьен действительно вселял ужас не только своими безумными повадками, уверенностью и жёстким взглядом, но и предостережениями. Нуска и сам в какой-то момент расхотел следовать на фронт, воевать, искать эрда, но…

У лекаря не было другого маячка, так же сильно манившего его. И он знал, что иного выхода нет. Возможно, он и принесёт беды, если отправится на войну, но если его там не будет, то Син наверняка…

Назавтра все они должны были отбывать на фронт. Солдаты веселись в разбитом на краю Эрьяры лагере, а офицеры и генералы – в трактире. Эль лился рекой, а арценты, не привыкшие к этой легко идущей выпивке, крепко напивались. Но среди них были далеко не только офицеры из Арценты – фасидцы, сифы, карборцы и даже хаванцы заполнили и первый, и второй этажи трактира. Не было только ни одного рира, что сейчас и удручало Нуску сильнее всего.

Чуть меньше печалило лекаря другое обстоятельство – множество его бывших соучеников оказались тоже офицерами. Нуске уже некоторое время приходилось следить глазами за мелькающим Леми вместе с Ив. Лекарь словно снова оказался в ученической ловушке – вокруг него толпилось множество людей, которых он не хотел бы видеть и которые невероятно раздражали.

Все напивались, плясали, пели песни и почти что водили хороводы вокруг столов, отплясывая незнакомые лекарю танцы. Сначала Нуска держал себя в руках, а затем вылакал подряд три пинты эля. И после этого, мягко говоря, стал неудержим.

– Танцы – не танцы! Какая разница, научите!

И пьяный Нуска, расталкивая незнакомых офицеров, влился в громкие и шумные пляски. Закусок было мало, а потому и хмель быстро ударил в голову – Нуска наваливался на незнакомцев, смеялся, извиняясь перед ними, и продолжал веселиться.

В какой-то момент кто-то попросил песню – так Нуска и запел. Да так чисто, высоко и мягко, что все притихли, вслушиваясь в разносящуюся по трактиру музыку. Даже музыканты прервали игру, пытаясь подобрать то сложное сплетение нот, что выводил Нуска. Он был хорош, действительно хорош, да так, что и ему, и всем присутствующим захотелось плакать. Только вот он просто сожалел, что песня, исполненная перед эрдом, оказалась не так хороша, как эта.

Лесное наречие не испугало ни одного – все забылись, утопая в чистой хаванской энергии, пьянящей ещё сильнее. И когда Нуска застыл, прервав песню, чтобы отдышаться во время бесконечного танца, его руки перехватили. Чьи-то пальцы сдавили его шею и пояс, привлекли к себе, но лекарь быстро отстранился.

Перед ним был Леми – тот самый человек, который когда-то пытался унизить Нуску тайно, а теперь перед всеми собравшимися. Офицерский жетон блестел на его груди, но лекарь, имевший то же положение, не постеснялся. Он поднял со стола чью-то полную пинту и вылил фасидцу прямо на голову.

– Давно не виделись, – ехидно заметил лекарь, опуская деревянную кружку прямо бывшему соученику на голову. – Фасидцы ведь предпочитают высокую влажность?

Леми молчал, глотая обиду. Ив сверкала глазами откуда-то из-за угла – назревал нешуточный конфликт.