Рассекреченное королевство. Власть

Впереди простиралось лишь море – жутковатое в своем неестественном спокойствии, с единственным серафским кораблем, покачивающимся на волнах.

– Что-то не так… – пробормотала я. – Сайан рассказывал, как серафцы используют в битвах магию, это выглядит совершенно иначе.

– Корабль слишком далеко. Что бы они ни сделали, нас это не достанет, – покачал головой Теодор и посмотрел на Альбу и Кристоса. – Верно?

– Может быть, у них нечто вроде учений, – предположил Кристос.

– Нет, – отрезала Альба, забирая подзорную трубу из рук Теодора. – Для простых учений слишком большой риск подойти так близко к нашим пушкам.

– Но мы же не стреляем, – возразил Кристос. – Как-то нехорошо расстреливать гражданское судно. – И тут же добавил, предупреждая возражения Сайана: – Пока мы не видим ничего, чтобы заподозрить военную операцию.

Сайан недовольно поджал губы.

– Я бы в любом случае предпочел подготовить орудия к бою.

Теодор отправил Фиджа к скалам – передать приказ артиллерийским расчетам.

– Все по-прежнему… Чего они ждут? Мы слишком далеко – вне досягаемости их чар.

– А это еще что такое?!

От простого вопроса, который задал Кристос, меня замутило. Мы молча передавали трубу из рук в руки. Я смотрела в глазок, как в замочную скважину, словно заглядывала за дверь, где таился ответ, к которому я не была готова.

Матросы устанавливали вокруг музыкантов панели. Нет, не панели – вскоре, прищурившись, разглядела я: выгнутые щиты из туго натянутой парусины на рамах. Если задуманное удастся, палуба корабля станет похожа на фасад собора, что расположен на площади Фонтанов или базилику в ордене Золотой Сферы.

– Акустика, – сказал Кристос. – Они собираются проецировать звук на нас с помощью этих рамок, усилить его.

В горле, словно желчь, поселился ком страха. Я готовилась к снарядам и выстрелам. Теперь же увидела непознанный ужас.

Я вспомнила странные чувства, охватившие меня на представлении, что давали серафские музыканты на саммите. Те предательские мурашки и тревогу – не совсем мои собственные ощущения. Они снова намеревались заставить нас это испытать? В чем же смысл их маневров?

Теодор задумчиво прикусил губу.

– Нужно возвращаться в лагерь. Предупредить остальных.

– И что скажем? – поинтересовался Кристос, запуская руку в растрепанные волосы. – Мы не знаем, что это, не понимаем, чего ожидать…

Тут музыканты приступили к делу. К нам поплыла мелодия – чуть слышная, сладкая, тягучая, словно патока. Сначала она была простой, почти прелестной. Однообразной. Потом стала усиливаться, и у меня разболелась голова. Арфистка и скрипачка играли дуэтом, а третья женщина – своего рода дирижер чар, насколько я могла понять, невзирая на растущую перед глазами дымку, – направляла их, пока они ловко вплетали темную магию в свою музыку. Проклятье переливалось тошнотворным черным туманом, и звук летел к нам, вздымаясь волнами.

– Назад в лагерь, быстро! – скомандовал Теодор.

Кристос на сей раз не возражал. Мы отошли подальше от смотровой площадки, и арфа зазвучала громче, ей агрессивно вторила скрипка – слащавая мелодия усилилась. Кристос зажмурился, пытаясь побороть мучительное головокружение. Точь-в-точь такое ощущала и я. Словно слишком быстро кружилась и падала, при этом оставаясь совершенно неподвижной. Рядом в три погибели согнулась побледневшая Альба. На ее висках блестели капли пота. Она споткнулась и вцепилась в дерево, чтобы не упасть.

Меня, как и всех, охватила тошнота. Теодор, крепко держа меня за руку, помог добраться до офицерской палатки, хотя у самого губы стали белыми как мел. К горлу подкатила желчь, и я ее сглотнула.

Из палатки навстречу выбежал Сайан. Я думала, он торопится к нам, но серафец упал на колени в траву. Его вырвало. Я отвернулась, иначе последовала бы его примеру.

– Как они это делают? – дрожа, спросила я. – Они могут заставить нас испытывать физические страдания, а не просто напугать.

Пришлось прервать свою речь из-за вновь подкатившей волны слабости.

Тут и там солдаты хватались за животы, выворачивали желудки, затыкали руками уши, зажмуривали глаза.

Те, кто пытался быстро подняться на ноги, снова падали в траву, охваченные очередным приступом. Содрогаясь, я тоже опустилась на землю. Если не шевелиться, становилось немного легче. Я закрыла глаза. Лучше смотреть в никуда, в бархатистую тьму. Неужели серафцы этого и хотели? Чтобы мы все желали забыться? Смогла бы я в таком состоянии убить себя?

Я усилием воли открыла глаза и слабо простонала от яркого света, от мира, что двигался вокруг, задевая какие-то струны внутри меня, словно моя голова превратилась в арфу. Эти ощущения были созвучны с музыкой серафцев – о да, я все еще видела темную магию, ее блеск и мрачные волны, что нас захлестывали.

К счастью, хуже не становилось. Солдаты вскоре поняли, что неподвижность помогает, и тоже уселись на траву, прислонились к деревьям или улеглись прямо на землю. Теодор подполз ко мне и взял меня за руку. Я отодвинулась – даже прикосновение усиливало головокружение.