Расшатанные люди

– Верно. Отчасти в этом виновато наше наследственное заболевание – хорея Гентингтона. Один из симптомов – ранняя деменция. Мать не могла вспомнить, кто я такой. Смотрела на меня – и не узнавала. Отчасти – моя религиозная бабушка-сектантка, которая считала, что наша память и есть наша душа. Отчасти – мое диссоциальное расстройство личности и полное безразличие к человеческим страданиям. Видишь, как сошлись звезды, чтобы получился Я. – Последнюю фразу он произносит с тихой гордостью, и Юлиане снова становится холодно от ужаса.

– И в чем заключался твой опыт надо мной?

– О, – оживляется Валентин и придвигается ближе к Юлиане. Она чувствует, как его дыхание теплым дуновением касается ее лица, – Матвей рассказал мне свою историю. Нет нужды тебе ее пересказывать. – От иронии в его голосе Юлиану передергивает. – Я сразу понял, что хочу сделать то же самое. С тобой. Почему бы и нет? Это ведь так интересно. Изменить память профессионального психотерапевта.

– Действительно, – Юлиана отворачивается, не в силах смотреть на кривую улыбку на губах Валентина.

– А дальше я подергал за ниточки. Некоторое время следил за твоим окружением, чтобы узнать слабые места тех, кто рядом с тобой. Потом подослал к Евгению проститутку и сделал пикантные кадры. Он первым попался на крючок. С его помощью через Лидию я нашел компромат на твоего мужа. Матвей хотел отомстить, но он не знает и половины. Ему казалось забавным разыгрывать тебя, изображая собственного отца. Он же слил информацию о тебе журналистам. А Лиза была нужна мне, чтобы ты оказалась в нужное время в нужном месте и увидела там важные вещи, – загадочно говорит он.

– Ты про ту сцену в торговом центре? С девочкой Зоей?

Валентин только улыбается:

– Да. Для этого пришлось запугать одного из твоих клиентов, чтобы он отменил сеансы и ты освободилась.

Юлиана морщится, но Валентин продолжает так, словно долго репетировал речь и наконец может ею насладиться:

– Найти подходящую актрису с девочкой и заставить их разыграть нужную сцену – дело техники. Понимаешь, это все детали пазла.

– Не знала, что ты любитель собирать мозаики, – цедит Юлиана.

Валентин криво улыбается и продолжает:

– Матвей должен был заставить тебя нервничать, чтобы ты начала сомневаться в себе. Илья и Евгений – внушить тебе вымышленное воспоминание. От лица Гроссмейстера я диктовал им, что говорить. Когда ты захотела посмотреть на могилу, им пришлось попотеть, создавая в ночи подделку. Алла… Я женился на ней, чтобы подобраться ближе к тебе. А еще проколол колесо твоей машины, когда понял, что лучше пообщаться неофициально. Не думал, что наши отношения зайдут так далеко, но твой благополучный брак оказался видимостью. Я был уверен, что продумал все мелочи, даже выкрал твой старый паспорт, чтобы ты не искала там пометку о детях.

– И несмотря на все старания, у тебя ничего не вышло, – бросает Юлиана, впервые ощущая нечто похожее на гордость.

– Да, я поздно заметил нестыковку в статье. Слишком поздно. И когда ты раскусила мой план, я был вынужден импровизировать. Даже пытался подставить Евгения. А слабак Илья именно в этот момент решил облегчить совесть. И с Лидией я прокололся. Пытался ее запугать, чтобы не высовывалась, а у нее снесло крышу.

– Обидно, когда все усилия коту под хвост.

– Обидно. Но зато передо мной открылись другие перспективы, – нежно шепчет Валентин и проводит пальцами по ее щеке.

– О чем ты?

Валентин пробегает по Юлиане внимательным взглядом и откидывается на спинку скамьи. Смотрит вдаль на озеро. Вокруг него высятся те же мрачные деревья, голые и будто костлявые, теснящиеся друг к другу.

– Я ведь пытался внушить тебе вымысел, как ты – Вере Никольской. У тебя это получилось даже без той глобальной подготовки, которую провел я. В случае с твоей пациенткой дело испортила ее шизофрения.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что у тебя получилось, а у меня нет, хотя я приложил гораздо больше усилий. Возможно, будь все идеально, ты бы поверила в смерть Зои, но я не смог всего учесть. – Юлиана впервые замечает в его голосе печаль. – Я мечтаю переписывать прошлое людей одним словом. Без доказательств. Ты только представь, – он снова поворачивается к ней, и в его глазах зажигается огонь страсти, – детство, полное унижений, можно не просто забыть, можно создать новые воспоминания, новую жизнь, где были любящие родители. Разве это не стоит того, чтобы пожертвовать несколькими людьми?

Вместо матери, которая запирала маленькую дочь в темной комнате, была бы другая – любящая, добрая. Та, кто называла бы ее сладкой булочкой и щелкала по носу, чтобы рассмешить. Та, кто перед сном гладила бы по голове и говорила…