Расщепление (СИ)

Камушек на груди полыхнул, и пламя, вырвавшееся из кулончика, волной пробежало по оживающей колдунье. Затрапезная футболка вмиг превратилась в безупречное красное платье, волосы почернели, собрались в пряди и ожили, а на ногах вместо грязных кедов появились роскошные туфли. Мерцающий кокон возник тут же и, подпитываясь пламенем безумствующего кулона, наливался мощью и жаром. Через пару секунд, выплевывая во все стороны языки пламени, вокруг девицы бесновался огонь. Он обжигал воздух, испепелял землю и пытался пожрать стоящего рядом Леху. Это выглядело действительно так, но пламя будто наталкивалось на барьер. Что-то невидимое существовало между выжигающей мощью кокона и стоящим рядом парнишкой. В тех местах, где пламя касалось незримой преграды и поглощалось ею, возникали серебристые всполохи, похожие на мазки серебристой краски.

"Щит!? Как же я раньше об этом не догадался. Что я за тормоз!" -- поругал я себя и, желая подтвердить свою догадку, вновь толкнул Петрова и прокричал:

-- Щит? Это Щит?

Пожимая плечами, дескать и дураку понятно, капитан ответил:

-- Ну да. Огненный у этой припонтованной дуры и щит льда у того засранца.

И тут возродившаяся супермодель заорала. Что есть дури, запрокинув голову, Огна кричала куда-то вверх, высвобождая какую-то нереальную мощь из своего бушующего щита и освещая ночной парк, словно упавшее на газон солнце.

В тот момент я согласился с Петровым -- действительно дура, и даже хотел поделиться своим согласием с ним, испытывая, в такое трудно поверить, симпатию к капитану, но сделать этого я не успел.

Выражение лица капитана Петрова вдруг изменилось, и он обронил одно единственное слово, в котором звучала всамделишная тревога:

-- Бля-я-я!

ГЛАВА 21,

в которой наш герой открывает себя, и это его не радует

В ослепительном сиянии щита Огны на фоне деревьев я увидел людей. Пятеро, одетые в светло-серые, почти белые балахоны, в капюшонах, они здорово напоминали того человека, что минувшим вечером бегал здесь по поляне.

Кто это и что им нужно, спросить капитана я не успел: раздался хриплый и как бы придушенный голос, прозвучавший тем не менее очень громко:

-- Живым, его только живым! Остальных уничтожить!

"Как в низкопробном боевике", -- подумал я, вспоминая свои ощущения недоброй сказки, возникшие у меня, когда я пришел в это место. И вот недобрая сказка превращается в очень недобрую быль.

Эхо хрипатого голоса еще вибрировало в ночи, а Огна не только прекратила вопить, но и умерила прыть своего щита.

Под ногами Лехи блеснуло, и его ботинки покрылись серебристой корочкой, искрящейся, как иней под солнцем. Бело-голубая пульсация зарождалась на его обуви и стекала вниз, где, будто питая проявляющийся вокруг паренька серебристый щит, поднималась по эллипсоиду кверху.

"Предчувствие меня не обмануло", -- крутилось у меня в голове. Я поглядывал то на стоящих в отдалении людей, то на красно-оранжевый и бело-голубой эллипсоиды Лехи и Огны, то на капитана Петрова. "Ну, что же ты... -- мысленно подгонял я гиганта, -- давай, не тормози!" Но вместо того, чтобы изобразить вокруг себя энергетическое поле зеленого, коричневого или еще какого-нибудь цвета, Петров просто стоял и недобро поглядывал вдаль.

И вдруг воздух наполнился мутью и в мгновение перестал быть прозрачным. А потом в той непонятного цвета мути возникли похожие на дым сигарет ярко-фиолетовые буруны.

"Ах, какой же он все-таки молодец, -- подумал я, в восхищении оглядываясь по сторонам. Мы с капитаном находились внутри огромной, метров десять-двенадцать в диаметре, полусферы. Фиолетовый дым клубился вокруг и, пытаясь прорваться к нам, растворялся и исчезал, пройдя сквозь границу гигантского щита. -- Крут мужик, ничего не скажешь. Не то что эти детишки с их крошечной персональной защитой".

За границей щита капитана, в бушующей пурге, состоящей из не-пойми-чего, я видел, как красный и голубой щиты чуть видимыми пятнами скакали по поляне. Иногда возникали яркие вспышки и до меня доносились звуки, похожие на приглушенные взрывы.

"Воюют, -- подумал я, испытывая желание принять участие в том сражении, но не зная как. Похоже, подобное чувство переживал не я один, капитан Петров напряженно всматривался во тьму и напоминал мне огромного пса, жаждущего сорваться вперед, но удерживаемого поводком. -- Меня прикрывает, молодец!"

-- Круто, капитан! -- прокричал я, показывая Петрову большой палец, но капитан словно не слышал. -- Круто, говорю, -- прокричал я еще громче, -- какой огромный щит у вас, не то что у них, -- я махнул в сторону видимого сквозь буруны свечения.

По-прежнему не глядя на меня, Петров качнул головой.

-- Это не я, это вы, -- проговорил он.

-- Что -- я?

-- Нет у меня никакого щита, -- голос капитана хрипел, и казалось, каждое слово дается ему с трудом. -- Это ваша особенность, о которой мы так и не поговорили...

Прежде чем Петров произнес следующую фразу, я уже знал -- это конец, конец сказки. Мои руки вдруг безвольно повисли, а внутри меня душа, или что там вместо нее, рухнула вниз.