Расшифрованный Гоголь. «Вий», «Тарас Бульба», «Ревизор», «Мертвые души»

Тройка коней, мчащих Чичикова по России, – предпринимательские способности Чичикова; одна из них – не везет, куда нужно, отчего ход тройки – боковой ход, поднимающий околесину («все пошло, как кривое колесо»); с тщательностью перечислены недолжные повороты на пути к Ноздреву, к Коробочке (погубившие, в конечном счете, аферу Чичикова. – Б. С.); после них с трудом выбирается тройка на прямую столбовую дорогу; железное упорство, связанное с кривой дорогой и умиляющее Муразова, – пока что единственная собственность Чичикова: оно – динамика изворотов в подходе к недвижимому имуществу; Чичиков едет вбок: детали бокового троечного хода – лишняя деталь эмблемы кривого пути: «Поедешь… так вот тебе направо»; «не мог припомнить, два или три поворота проехал»; поворотил «на… перекрестную дорогу… мало помышляя… куда приведет дорога…»; «своротили бричку, поворачивал, поворачивал и, наконец, выворотил ее… набок»; «как добраться до большой дороги?» – «Рассказать… мудрено, поворотов много»; «дороги расползлись, как… раки»; от Собакевича Чичиков «велел… поворотивши к… избам, чтобы нельзя было видеть экипажа со стороны»; «бричка… поворотила в… пустынные улицы»; «аллея лип своротила направо… превратясь в улицу тополей»; «в воротах показались кони… как лепят их на триумфальных воротах. Морда направо, морда налево, морда посередине»; когда же «экипаж изворотился», «оказалось, что… он ничто другое, как… бричка»; наконец: «при повороте… бричка должна была остановиться, потому что проходила похоронная процессия»; хоронили прокурора, умершего со страху от кривых поворотов Чичикова».

В. В. Кожинов в статье «Разгул широкой жизни» (1968), указывая на «демонические черты» Чичикова, особо отмечал, что «чичиковская авантюра поистине замечательна уже тем, что она, в сущности, имеет по-человечески «безобидный» характер… Чичиков якобы покупает массу крепостных, «поселяет» их на свободных землях в только еще осваиваемой Херсонской губернии и закладывает свое мнимое богатое имение, получая в руки под этот залог громадный капитал, который он пустит в какое-либо дело и, нажившись, полностью вернет свой долг (ибо иначе ведь он неизбежно пойдет под суд). Словом, это только способ получить большую сумму в долг от казны – и только; никто от чичиковской авантюры никак не пострадает, хотя она, разумеется, противозаконна и подлежит суровому наказанию. Ведь, безобидная для отдельных лиц, она колеблет государственные и нравственные устои русского бытия…

Хотя Чичиков предстает… во всех самых «прозаических» подробностях его судьбы и облика, характер его отнюдь не сводится… к низменному «приобретательству»… Гоголь определил его стремление словами «непостижимая страсть» – это не раз так или иначе подтверждается…

Гоголевская поэма… воссоздает как бы естественный – и, следовательно, неизбежный – крах нового Наполеона: «естественность» краха выражается уже в том, что никто вроде бы не вступает на путь прямого сопротивления Чичикову – скорее, даже напротив. И все-таки его операция срывается, и он бежит из города, который, казалось бы, уже сумел очаровать, зачаровать…»

В. В. Розанов в статье «О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира» (1907) писал: «Если кусок из прозы Гоголя, самый благожелательный, самый, так сказать, бьющий на добрую цель, вставить в Евангелие – то получим режущую какофонию, происходящую не от одной разнокачественности человеческого и Божественного, слабого и сильного, но от разно-категоричного: невозможно не только в евангелиста вставить кусок Гоголя, но – и в послание какого-нибудь апостола. Савл не довоспитался до Павла, но преобразился в Павла; к прежней раввинской мудрости он не приставил новое звено, пусть новую голову – веру в Христа, нет: он изверг из себя раввинство…

Христос никогда не смеялся. Неужели не очевидно, что весь смех Гоголя был преступен в нем как в христианине?!»

В свете этих рассуждений Розанова можно объяснить и неудачу, постигшую Гоголя, когда он попытался Чичикова из Савла превратить в Павла, поставить его предприимчивость, энергию, умение обходиться с людьми на службу доброму делу. Образ сопротивлялся подобной трансформации. Оказалось, что дать Чичикову в качестве объекта поклонения вместо копейки Христа просто невозможно – образ умрет, выродится в безжизненную схему. Наполнить его положительным содержанием – это все равно что вливать молодое вино в старые мехи.