Действительно, дыма без огня не бывает. Между Гоголем и его польским зятем случилась размолвка, для которой был довольно серьезный повод. По свидетельству сестры Гоголя Ольги, одна из коммерческих авантюр Трушковского едва не разорила все семейство Гоголей: «Сестра Марья Васильевна вышла замуж за поляка П. О. Трушковского, очень красивого, но он не имел никаких средств к жизни, кроме службы в чертежной. Женившись, они остались жить у нас, потому что у него не было средств даже квартиру нанять. Он ездил на службу в Полтаву, а большую часть жил у нас. Завел парники и виноград и табачную плантацию, – помню, как я ему помогала листья расправлять, – после затеял кожевенную фабрику, ввел мать в долги (ей пришлось продать свой хутор в Кременчугском уезде, который достался ей в приданое, кроме того, заложили половину Васильевки) и на этой фабрике прогорел».
В письме матери от 12 апреля 1835 года Гоголь сообщал о своих хлопотах по перезаложению в ломбарде имения, чтобы заплатить долги по фабрике, отмечая при этом: «…Я хотя не хвалюсь ни хозяйственными познаниями, ни тем, что от меня ничего не скроется, но по крайней мере я имею довольно ясный взгляд на вещи, чтобы видеть верное и благоразумное, и что неверно. Вы вспомните, как я вам отсоветывывал заводить фабрику кож. Я не отвергал полезности, но разве я не вооружался против этих подрядов и шивки сапогов и разных сложных вещей, которые можно предпринимать тогда только, когда твердое основание положится. Я удивлялся, как вы не видели, что денег вначале больших вовсе не нужно. Я видел, что все предприятие было до крайности детское. Я не хотел идти явно наперекор и вооружать против себя, но я из Петербурга писал к вам и чтобы придать более весу словам моим, говорил, что советовался с опытными мастерами, между тем как это было просто мое мнение. Вы имеете прекрасное сердце, и может быть это настоящая причина, что вас не трудно обмануть».
Сначала Гоголь относился к Трушковскому с подозрением. В письме матери от 16 апреля 1831 года он специально отмечал: «Сестрице Марии не пишу потому, что должен бы был говорить о часто поминаемом ею в письме поляке, а они теперь люди подозрительные». Возможно, он опасался, что женитьбой Трушковский всего лишь надеется поправить свое далеко не блестящее финансовое положение. Однако в дальнейшем Гоголь с Трушковским подружились, и в письме матери и сестрам Гоголь неизменно передавал привет и обнимал «дорогого Павла Осиповича».
Когда Трушковский умер, Гоголь 21 сентября 1836 года ответил из Лозанны матери, сообщившей ему эту печальную весть: «Неприятная новость, которую вы сообщаете в письме вашем, поразила меня. Всегда жалко, когда видишь человека, в свежих и цветущих летах похищенного смертью. Еще более, если этот человек был близок к нам. Но мы должны быть тверды и считать наши несчастия за ничто, если хотим быть христианами».
Таким образом, Трушковский скончался вскоре после выхода в свет «Тараса Бульбы», и Гоголь в это время явно не питал каких-либо враждебных чувств по отношению к своему незадачливому зятю. А после того, как в 1844 году умерла сестра Мария, Гоголь принял участие в судьбе их с Трушковским сына и своего племянника Николая.
Можно сказать, что негативное чувство у Гоголя было не по отношению к конкретным полякам, с которыми он мог ладить и даже дружить. Он не любил Речь Посполитую как государство, угнетавшее его родину – Малороссию.
Януш Тазбир не без оснований полагает, что «у Гоголя русское национальное самосознание всегда боролось с украинским. Украинские националисты не могли простить Гоголю этой своего рода измены. В конце мая – начале июня 1943 г. в оккупированном немцами Львове они устроили «суд над Гоголем», где раздались обвинения в том, что «Тарас Бульба» – это «оскорбительный памфлет на Украину», автор же его отнюдь не гений, а «подлый ренегат», «паук, который высосал кровь из своей Украины для москалей». Все его творчество, считали обвинители, – «изображение Украины в кривом зеркале». В то же время один из лидеров украинских националистов, Максим Боровец, предводитель «Полесской Сечи», в годы войны взял себе псевдоним «Тарас Бульба».