Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго»

Варлам Шаламов вспоминал обед у Пастернака в Переделкине в июне 1956 года: «Борис Леонидович весел, оживлен. Рюмка за рюмкой пьет коньяк, тост следует за тостом. Ощущение какой-то фальши не покидает меня. Может быть, потому, что жена и Нейгаузы - словом -словом, ближайшее его окружение - относятся к нему, как к ребенку-мудрецу. Не очень считаются с его просьбами (отказ Нейгаузов играть и кое-что другое). Сами просьбы, с которыми он обращается к домашним, как-то нетверды. Он - чужой человек в доме. Дача, хозяйство, приемы, обеды, все, что миновало и минует его (житейская чаша), -обошлось, видимо, дорого».

Как писал сын поэта Евгений, «создавая своего литературного героя, Пастернак определял его как другого человека, но по законам, им же объявленным, писал его через себя. Сквозь героя просвечивает автор. При полном расхождении жизненного пути Юрия Живаго и автора читатель внимательно подбирает мелкие детали соответствия. Принадлежность к одному поколению. Писание стихов. Маленький сын от первого брака. Две женщины. Пастернак сам в письмах последних лет наталкивал на подобные сближения, заявляя, что Ольга Ивинская - Лара его романа».

Невестка Пастернака Наталья Анисимовна, жена его сына Леонида, вспоминала: «Зинаида Николаевна действительно всю жизнь посвятила Пастернаку, все было ей подконтрольно: его здоровье, режим, тишина, покой. Но ее гениальность в том, что она никогда не навязывалась ему, не влезала в его творчество, никогда не допытывалась, куда он тратит деньги, куда уходит. Это была любовь -сестринская, любовь к ближнему, она превосходила все существующие каноны - ревность, зависть».

Сама Зинаида Николаевна никогда не скрывала, что всю жизнь светила отраженным светом двух звезд, Нейгауза и Пастернака. Стоит заметить, что и Генрих Густавович, как мы уже убедились, отнюдь не хранил ей верность и до ее романа с Пастернаком. Зинаида Николаевна же впоследствии изменяла Пастернаку с ее двоюродным братом, Николаем Милитинским, прототипом Комаровского в романе, что вызвало у поэта, среди прочего, тяжелейшую депрессию в 1935 году.

Летом 1950 года сгорела дача Федина, в тушении которой Пастернак принимал деятельное участие. К зиме дачу отстроили, и Федин созвал друзей на новоселье. Среди гостей был и главный редактор «Знамени» Всеволод Вишневский, к тому времени совсем спившийся - жить ему оставались считаные недели. Писатели и на этот раз основательно выпили, и Вишневский встал и провозгласил тост за будущего настоящего советского поэта Пастернака. На хамский тост Борис Леонидович ответил очень резко, чуть ли не единственный раз в жизни публично выматерившись. Он меланхолично произнес, ковыряя вилкой салат, так, будто ничего не случилось: «Всеволод, идите в пизду!» Вишневский остолбенел с рюмкой в руке. И Пастернак на всякий случай внятно повторил: «В пизду!» Скандал как-то замяли, сославшись на то, что все участники были изрядно пьяны, но слухи о нем распространились широко. Стопроцентных подтверждений рассказанного эпизода у нас нет. Он известен нам только по мемуарам друга Пастернака драматурга Александра Гладкова, который сам никак не мог присутствовать при ссоре Пастернака с Вишневским, поскольку еще в октябре 1948 года был арестован за хранение антисоветской литературы и вернулся в Москву только в 1954 году. И сообщает он все с чужих слов, но явно не со слов самого Пастернака - вряд ли бы Борис Леонидович стал признаваться, что послал по матушке собрата-писателя, пусть и в немалых литературных чинах. Однако сама резкая реакция Пастернака на предположение в его будущей советскости в то время кажется вполне вероятной. К тому времени уже была арестована и отправлена в лагерь Ольга Ивинская, уже погиб их нерожденный ребенок. Никаких оснований любить советскую власть у поэта не было, а предположение о своей советскости он мог счесть лишь тягчайшим оскорблением.

Федин, судя по всему, на всю жизнь был напуган одним случаем, что ускорило его полную и безоговорочную капитуляцию перед советской властью. Жена сына Зинаиды Николаевны, Станислава, Галина Нейгауз вспоминала: «С возмущением рассказывал Борис Леонидович случай с Константином Александровичем Фединым. Как-то поздно вечером к даче подъехал, как его тогда называли, «черный ворон». Федину, предъявив ордер на арест (он его даже не прочел), дали двадцать минут на сборы. Жена Федина, Дора Сергеевна, дрожащими руками собрала узелок с бельем. Федин, взяв узелок, с гордым видом и высоко поднятой головой медленно направился к машине. Один из сотрудников раздраженно сказал: «Побыстрее, товарищ Ясенский!» Федин остолбенел. Прочитав ордер, он сказал: «Плохо работаете, товарищи!» - и медленно вернулся обратно. О поведении Федина Борису Леонидовичу на следующее утро подробно рассказала Дора Сергеевна, которая от одного воспоминания была вся в слезах».