Так, революции и демократии противопоставляются не только белогвардейцы, но и сам император всероссийский, о котором говорится с жалостью и умилением.
В том же духе реакционного эпигонства выдержаны в романе и все рассуждения об искусстве, которое «всегда служит красоте», а «красота есть счастье обладания формой» и т. д.
Роман Б. Пастернака является злостной клеветой на нашу революцию и на всю нашу жизнь. Это не только идейно порочное, но и антисоветское произведение, которое безусловно не может быть допущено к печати.
В связи с тем, что Б. Пастернак передал свое произведение в итальянское издательство, Отдел ЦК КПСС по связям с зарубежными компартиями принимает через друзей меры к тому, чтобы предотвратить издание за рубежом этой клеветнической книги».
После такого разгромного отзыва столь авторитетной инстанции судьба романа на родине писателя была решена на многие десятилетия. И нельзя не признать, что авторы отзыва очень точно выделили все наиболее болезненные для советской власти места «Доктора Живаго».
Встал вопрос, как бы забрать рукопись у Фельтринелли и возвратить ее в Москву под бдительное око литературной цензуры. В сентябре 1956 года, когда в «Барвихе» отдыхали итальянские коммунисты Пьетро Секкья и Паоло Роботти, заместитель заведующего отделом ЦК по связям с зарубежными компартиями Д. Шевлягин побудил их заставить их давнего знакомого Фельтринелли вернуть пастернаковскую рукопись для доработки.
24 октября 1956 года Роботти информировал своих советских хозяев, что «вопрос с рукописью Пастернака разрешен, и в ближайшее время она будет вам возвращена».
На неустойчивой атмосфере этого времени решающим образом сказался жестокий разгром советскими танками восстания в Будапеште. Возникло впечатление, что «оттепель» сворачивают. Писатели приезжали к Пастернаку с просьбой подписать антивенгерское воззвание с одобрением советской интервенции. По слухам, поэт спустил просителей с лестницы. Тогда же, осенью 1956 года, Пастернаку предложили написать статью с осуждением англо-французской интервенции в Египте. Пастернак отказался, заявив: «Я знаю, что вы хотите, чтобы я написал, что в Египте льется кровь, а в Венгрии вода».
Но еще до трагической развязки венгерских событий, в сентябре 1956 года роман отверг «Новый мир», а в октябре роман отвергла редколлегия совсем уж либерального альманаха «Литературная Москва» - под предлогом слишком большого его объема. Но Пастернак понимал, что редколлегия просто испугалась, и еще до официального отказа сказал одному из членов редколлегии: «Вас всех остановит неприемлемость романа, я думаю. Между тем только неприемлемое и надо печатать. Все приемлемое давно написано и напечатано». Даже для самых либеральных советских изданий эпохи «оттепели» пастернаковский роман отказался идеологически неприемлемым из-за слишком глубокого отрицания коммунистического строя.
То, что Пастернак не ошибся насчет мотивов отклонения романа «Литературной Москвой», доказывает дневниковая запись Корнея Чуковского 1 сентября 1956 года: «С этим романом большие пертурбации: Пастернак дал его в «Лит. Москву». Казакевич, прочтя, сказал: «Оказывается, судя по роману, Октябрьская революция - недоразумение и лучше было ее не делать». Рукопись возвратили. Он дал ее в «Новый мир», а заодно и написанное им предисловие к Сборнику его стихов. Кривицкий склонялся к тому, что «Предисловие» можно напечатать с небольшими купюрами. Но когда Симонов прочел роман, он отказался печатать и предисловие». - Нельзя давать трибуну Пастернаку!
Возник такой план, чтобы прекратить все кривотолки (за границей и здесь), тиснуть роман в 3 тысячах экземпляров и сделать его таким образом недоступным для масс, заявив в то же время: у нас не делают Пастернаку препон.
А роман, как говорит Федин, «гениальный». Чрезвычайно эгоцентрический, гордый, сатанински надменный, изысканно простой и в то же время насквозь книжный - автобиография великого Пастернака».
Конечно, для Эммануила Казакевича, убежденного тайного троцкиста, а в годы войны - офицера армейской разведки, пастернаковский роман был как нож в горло.
Кстати, судя по свидетельству К. И. Чуковского, опиравшегося на рассказ Федина, Симонов играл, когда говорил Пастернаку, что против публикации стихов.
После внезапной смерти в ноябре 1956 года директора Гослитиздата А. В. Котова, который восхищался романом «Доктор Живаго» и хотел его издать, шансы на публикацию стали призрачными и здесь. Договор на «Доктора Живаго», заключенный с Пастернаком с Гослитиздатом 7 января 1957 года, преследовал цель заставить Пастернака согласиться с замечаниями главного редактора А. И. Пузикова, а также для того, чтобы уговорить Пастернака написать письмо Фельтринелли и просить его остановить издание романа. Но эти интриги окончились крахом. Хотя поначалу власти были обнадежены пастернаковским согласием учесть ряд замечаний.