Расширение прав и возможностей женщин в России

Бо́льшую часть времени я проводила с одной женской НПО, координационным центром, расположенным в четырехэтажном доме в пригороде Москвы. Из центра Москвы поездка сюда на метро занимала около часа. Организация получила иностранную помощь одной из первых. В 1992 году после второго форума в Дубне она выиграла крупный грант от Фонда Форда. Как и Гуманитарный институт в Твери, она стала чем-то вроде центра совместных действий и учебно-методической работы, в основном для женского движения. Ее основная роль заключалась в сборе и распространении информации (о грантах, конференциях, событиях, мероприятиях других женских групп). Эта организация также поддерживала распространение женского движения в России, распределяя гранты и проводя семинары на темы женского лидерства, нетворкинга и развития НПО. Дважды в неделю я полтора часа ехала на метро, чтобы через весь город добраться из моей квартиры на севере в удобные, хорошо оборудованные офисы. Там я помогала сотрудникам переводить документы с английского на русский. Часто это были электронные бюллетени новых международных кампаний. Иногда попадались черновики заявок на гранты, которые также надо было перевести. В результате у меня сложилось хорошее представление о современном женском движении или, по крайней мере, о той его части, которая имела тесные связи с фондами и спонсорскими организациями. Хотя я и не сблизилась с этими женщинами так, как с моими подругами из Твери, отношения у нас были теплыми. Когда они узнали, что я зарабатываю себе на жизнь в Москве, преподавая английский, небольшая группа женщин наняла меня вести раз в неделю разговорный английский. Я сохранила эти связи и после переезда в Тверь, и на протяжении всей моей полевой работы довольно часто возвращалась в этот Центр. Когда стало понятно, чем я занимаюсь, женщины Центра принимали меня как представительницу «Женского света» (в шутку называя меня «провинциалкой»). Они видели во мне посланницу Валентины, просили отвезти ей в Тверь брошюры, информационные бюллетени и другие материалы, которые они публиковали. Когда стартовал наш проект Кризисного центра, они помогли нам установить контакт с нужными людьми и делились полезными советами об источниках финансирования.

Проведя некоторое время в Центре, мне удалось понять, что такое помощь и третий сектор в глазах московских активисток и как их деятельность изменилась под влиянием этих понятий. На первый взгляд, все выглядело великолепно. Безусловно, эти женщины были «активистками без границ», если процитировать ставший широко известным отчет Маргарет Кекк и Кэтрин Сиккинк [Keck, Sikkink 1998][82], успешными первооткрывательницами, живым свидетельством новых свобод и возможностей для политических действий после 1989 года. Я обнаружила, что этот успех был двойственным и что смена статуса от активисток до представительниц третьего сектора заставила женщин почувствовать себя некомфортно. Приходилось балансировать между фондами, международными НПО и родственными им группами в провинции. При всем материальном достатке многих женщин, с которыми я разговаривала, условия взаимодействия с фондами их напрягали. По логике фондов, группы просто не могли себе позволить не участвовать в крупных кампаниях. Даже если к некоторым из кампаний активистки относились скептически, они все равно привлекались в роли аналитиков, тренеров или администраторов грантов. Многие из моих собеседниц в элитных московских женских объединениях не чувствовали уверенности в себе и в своих полномочиях (не ощущали себя «активистками без границ»). Они скорее были сбиты с толку, растеряны, изо всех сил пытались освоить новый кодекс поведения и сомневались в уместности и эффективности своей деятельности. Вместо свободы от ограничений они чувствовали, что попали в ловушку зависимости и неопределенности, притом что заказчики, оказывающие им поддержку (предоставляя как материальные ресурсы, так и защиту), могли уйти в любое время[83].

Среди своих: отсутствие однозначности