Рассказ 77

— Понял, — тихо ответил мальчик. — Она приберется. Нас у нее семеро, папаша инвалид. Мама Рая на всех разрывается, в двух местах работает, надо одеть, обуть, накормить, да огород еще, — бормотал мальчик заученные слова.

— А учишься хорошо? — спросил Потапов.

— Нас пятеро учится, все отличники, — гордо ответил мальчик и опять окинул все вокруг детским взглядом, радующим душу.

— Вот так молодцы! — громко воскликнул Потапов.

— Хе-хе-хе, — засмеялся Варежкин. — Вот так молодцы!

— Ого-го-го! — засмеялся Трубенских. — Вот так молодцы!

8

Молодой человек тем временем, волнуясь, но ловко накинул щепочкой внутренний крюк и догнал заготовителей. Недалеко впереди товарищ Потапов спускался с мальчиком Федосовым по косогору среди осенней полыни, похожей на плохо сгоревшие джунгли.

— Странный человек! Все-таки «Волгу» можно бы иметь, время, в конечном счете, дороже денег, — сказал молодой человек с добрым чувством к товарищу Потапову, вместе с ним ночевавшему в этом ужасном Доме приезжих.

— Вы ему «Москвича» посоветуйте, — засмеялся Варежкин, — спасибо скажет, однако!

Трубенских что-то соображал, но Варежкин услышал и сказал:

— У него же «Чайка»! «ЗИС» раньше был старый, как новый! Я видел.

Товарищ Потапов о чем-то разговаривал с мальчиком Федосовым, они встали на середину косогора и беседовали. Ничего не оставалось и их спутникам, они тоже остановились невдалеке и тоже стали беседовать.

— Его не узнаешь, в костюмишке, в плащике, с портфельчиком. А он везде явиться может. Бах! Я Потапов! Все лежат! — возбужденно шептал Варежкин.

Молодой человек с тоской чувствовал, что минута ушла и теперь уже не скажет он, а надо было, хотелось, тянуло сказать важное что-то! Минута ушла — и ни дерзости, ни государственной важности по предложению товарища Семипядкина…

Варежкин шепотом распевал:

— Директора «Луча» кто снял? Три тысячи рабочих. Приехал на собрание, послушал, что работяги говорят, проверил — бах! Все лежат. А Сухарева? Из Нижнеталдинского раймага? Шел мимо — видит очередь. Встал. Встал, стоит. Очередь волнуется, с задней двери, конечно, мешками прут. Скандал сделался. Сухарев выходит к народу. Чего орете? Все, конечно, заткнулись. Счас магазин закрою и никому не отпущу! Потом начала все же очередь двигаться. Товар кончился. Разошлись. А он стоит у прилавка, вроде очередь его дошла. Раз товару нету, ты мне директора позови, милая. Она говорит, чего в магазине скандалишь! Сухарев услышал, выходит. Он же грубый мужчина был, Тимофей-то Викентич. Это кто, говорит, здесь вылупился? У него же в районе Николаев был, судьба и выручка, охамел, конечно, с таким прикрытием. Да я, отвечает сам-то, здравствуй! А не припомнит Сухарев-то, с кем говорит. В окно глянул — машины нету, значит, человек с автобуса. Знать тебя, говорит, не знаю, выдь из магазина! А сам-то ему и говорит: зачем ты, Сухарев, с покупателями грубишь, товар налево пускаешь? Не на своем месте ты работаешь, вот что! Поздно Сухарев-то сообразил. Туда-сюда, что вы, говорит, рази можно в вашем положении в простой очереди стоять? Так вы все нарушаете. А сам ему говорит — грустно видеть мне, Сухарев, твой образ мышления. Вот что такое поведение-то настоящего авторитетного человека. Он все время с народом и в народе. Не видать, не слыхать, бах, все лежат!

— Вот это лишнее, — сказал Трубенских. — Как хочешь, а я считаю лишнее. Проверить — проверь. А так шататься нечего. У каждого свое положение — есть у тебя личная машина, ну и не ходи пешком, не мешай работать.

— Это почему же так? — возразил молодой человек, внутренне одобряя Потапова.

— А только нервировать людей! Разве виноват тот же Сухарев, если он его в лицо не признал? Откуда ему было знать? Ему положено знать районное начальство — он его знает! То-то и оно! Тем более нельзя относиться ко всем сразу, как к нему! Ведь работаешь-то не с единицами, а с народом! Нет, я другой стороны держусь! Жизнь прожил, слава аллаху!

9

С двенадцатичасовым опозданием к остановке под горой подъехал автобус, за рулем сидел, ожидая пассажиров, шофер — тот самый потусторонний дух, который ночью рассказывал историю Раисы Суетихиной, но его никто не узнал, да никто, собственно, и не думал о вчерашней истории. Не думал и молодой человек с университетским образованием, с ромбиком на пиджаке, мысли его были где-то очень далеко. Кстати, ромбика теперь не было видно, потому что молодой человек надел плащ — опять накрапывал мелкий, надоевший за три дня дождик.

Сергей Высоцкий Гостья

Когда почтальонша Катерина Ветрова постучала в дом Богунковых и подала Надежде Федоровне вместе с районной газетой телеграмму, старуха огорченно пробормотала:

— Ну вот, чуяло сердце, кака-нибудь неприятность будет!

— Да почему ж неприятность, тетя Надя? — засмеялась Катерина, но вид у нее был хитрющий.

— Хорошего-то откуда ждать?

Надежда Федоровна уже собралась было пойти с крыльца в дом, но почтальонша остановила ее.

— Теть Надь, вы телеграмму-то посмотрите…

— А тебе чего? — насторожилась Богункова. — Любопытство заело?