Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака

– Я лично сопровожу вас к доброму аббату Хуберту, чья мудрость и сострадание известны вплоть до самого Абердина. И Толстый, Красный, Ужасный монах не тронет ни волоска на ваших головах!

Дети были очень благодарны.

Если бы они только знали!

Зал был залит светом нескольких дюжин факелов, пламя плясало и пласталось, бросая странные тени на чуть ли не сотню пирующих, словно бы вырывая из мрака их истинную природу или, напротив, скрывая ее, кто знает. Бабушка одного из мелких рыцарей, уродливая женщина с крючковатым носом, в причудливом свете факелов вдруг стала стройной красавицей. А красивый, видный мужчина, странствующий проповедник, в том же самом трепещущем свете показался жестоким и пугающим.

Вошли слуги и внесли кроличий пирог, который был очень вкусным, а потом обнесли всех маленькими корзиночками с сыром. Эпуас. Мы все закашлялись и отодвинули его от себя как можно дальше. Я уверен, Жорж до конца своих дней не сможет выносить его запах.

После того как сыр милосердно унесли, лорд Бертульф поднялся со своего места.

– Внемлите! – закричал он. – Слушайте все!

Огромный зал смолк.

– Полагаю, фы фсе дофольны едой?

Пирующие отозвались нестройным хором радостных восклицаний, перекрываемых недовольным гулом. Лорд Бертульф был скупердяем. Кроличий пирог достался только сидящим за передними столами. Остальные получили пустой пирог – без всякого кролика – несмотря на то, что слуги выкликали его. Бертульф улыбнулся и сцепил руки на огромном животе. Если бы все его гости были довольны, он позже распек бы своего повара за излишнюю расточительность.

– Я готоффф принимать петиции и прошения. Если есть жалопы, я и их готоффф услышать.

Слуги внесли высокую свечу, поставили ее перед Бертульфом и поднесли ему огонь.

– Я зажгу эту свечу. Когта она прогорит, я польше не стану фас слушать. Тогта мы пудем слушать песни!

Опять неуверенные звуки одобрения, но в основном спешка и суета. Люди стали занимать длинную очередь вдоль одной из дощатых стен.

И вот началась самая скучная часть вечера, когда землевладельцы обвиняют друг друга в том, что кто-то из них передвинул межевой камень, а крестьяне жалуются на соседа, укравшего овцу, а рыцари обвиняют друг друга в воображаемых или преувеличенных оскорблениях, требуя поединка. Дети уперли локти в стол, а подбородок в ладони и смотрели, как ползла очередь жалобщиков. Я гадал, не засыпают ли они.

Лорд Бертульф редко давал возможность своим арендаторам и вассалам договорить до конца, прежде чем объявить свой приговор. Его жена шептала ему на ухо и дважды вынудила его переменить вердикт, когда ей казалось, что он чрезмерно снисходителен. Глаза ее сияли так ярко, как, полагаю, содержимое ее денежной шкатулки.

Затем, по мере того как свеча оплывала и пламя начало мерцать в лужице расплавленного воска, вперед вышел горбун. Все стихли, когда этот комок плоти в лохмотьях, хромая, подошел к лордам. Его ноги были скрючены и покрыты засохшей грязью.

– Что нужно тепе в моем замке? – воскликнул Бертульф. – Я потаю только ф святые празтники! И никогта ф польшом зале! Изыти, мерзкое созтание! Рыцари! Уперите его!

Сир Фабиан и его товарищи поднялись. Балдвин перепрыгнул через стол и подобрался к нищему сзади.

Но прежде, чем он успел схватить нищего, тот заговорил, высоким и чистым голосом:

– У тебя есть кое-что, что тебе не принадлежит! – воскликнул горбун. – Верни это, и я освобожу твою августейшую милость от своего присутствия.

Люди в зале замерли в напряженном молчании.

– У меня есть что-то, что принатлежит тепе?! – возопил лорд Бертульф. – Да как ты смеешь гофорить такое, ты, ничтошество!

Но тут вмешалась леди Галберт-Бертульф:

– Дай ему договорить, милый.

Ее глаза блестели холодно и жестко.

– Так что ты полагаешь нашим не по праву, нищий?

Внезапно горбун словно взорвался. Он вырос вдвое, а с его спины спрыгнула смертоносная молния шерсти и зубов.

– Жанна и Якоб! – воскликнул бывший горбун.

И в краткий миг, пока отвращение на лицах лорда и леди сменялось удивлением и ужасом, юноша Вильям подхватил свою клюку, раскрутил ее и ударил Балдвина в лицо.

Молния шерсти и зубов – то, что раньше было горбом нищего, – разумеется, это оказалась Гвенфорт, – пронеслась над столом, где сидели рыцари, и ухватила Робера за воротник рубахи.

– Рыцари! – вопил лорд Бертульф.

– Пощады! – взывала леди Галберт-Бертульф.

– Хватайте его! – орал сир Фабиан.

– Стой! – закричали разом Жанна и Якоб.