Рассказ лектора

— Я хочу знать, что вам нужно. — Викторинис улыбнулась, блеснув длинными зубами. — Прежде я никогда не задавалась этим вопросом. Вероятно, то, что я теперь спрашиваю, — ваша заслуга.

— Ба! — сказал Нельсон. — Как приятно.

— Я не хочу вас принижать. — Улыбка ее исчезла, глаза сверкали. — Обещаю, Нельсон, что не повторю этой ошибки.

— Вам не за что меня ненавидеть, Виктория.

— Я не питаю к вам ненависти. До последнего времени вы вообще не занимали мои мысли.

— Вы меня уволили, — сказал он чуть более зло, чем собирался.

— Вас уволил факультет. Я просто об этом сообщила.

— Но вам это доставило удовольствие.

Нельсону самому не понравилось, как визгливо прозвучал его голос, однако все затмевала адская боль в пальце.

— Что мне доставляет удовольствие, — спокойно ответила Викторинис, — вашему разумению недоступно.

Нельсон отвел глаза. Джилиан злобно смотрела на него со своего места; она умоляюще взглянула на Викторинис, словно говоря: «Спасите меня». Пар из ее рта клубился в морозном воздухе.

— Не сочтите за личный выпад, Нельсон, но вы для Мидвеста не годитесь. — Викторинис помолчала. — Я уволила вас, потому что вы слишком мелки. Хороший учитель — возможно. Однако ваши научные труды неоригинальны, в них нет полета.

Нельсон подумал: что, если я брошусь на нее прямо сейчас? допрыгну ли?

Викторинис, словно прочтя его мысли, вынула из карманов узкие бледные ладони.

— Вам стоит разговаривать со мной уважительнее, — сказал Нельсон. Он согнул пальцы — они все занемели, кроме одного.

На долгое мгновение взгляды их встретились. Боль в пальце требовала немедленных действий. Лицо у Викторинис напряглось, кулаки были сжаты; оба продолжали стоять не шелохнувшись. Наконец Викторинис сунула руки в карманы, словно зачехлила оружие.

— Вы все еще не ответили на мой вопрос, Нельсон.

— Вы назначили мне встречу, — парировал он. — Чего, по-вашему, я хочу?

— Бессрочный контракт для Виты Деонне? — Викторинис вздохнула почти печально. — Что вы рассчитываете с этого получить?

— Что вы против нее имеете?

— Ничего. Просто не вижу за ней необходимых достоинств.

— Бросьте, — сказал Нельсон. — Ее труды…

Как их охарактеризовать? Трансгрессивны? Революционны? Контргегемонистичны? Или просто будоражат?

— Вполне вписываются в литературоведческий мейнстрим, — закончил Нельсон.

Смех Виктории рассыпался приглушенным ледяным колокольчиком.

— Думаю, мне лучше судить, что такое литературоведческий мейнстрим.

— Так или иначе, — Нельсон вздохнул, — Вита вас боится.

— Вита боится всех.

— Особенно вас, Виктория. Хоть убейте, не понимаю, почему. Мне казалось, что вы с ней принадлежите к одному… лагерю, уж простите за указание. Теоретически говоря, вы сестры.

— Никогда не думала, что вы так пристально интересуетесь феминистской теорией, — ледяным голосом ответила Викторинис.

— Никогда не думал, что меня уволит лесбиянка. — Нельсон пожал плечами. — Век живи, век учись.

К его удивлению, Викторинис вздрогнула, как от пощечины.

— Простите, что задел за живое, — сказал он, довольный своим успехом. — Я всего лишь… как это называется?… говорю правду властям предержащим.

— Вы считаете, что я обладаю властью? — Глаза Викторинис сузились.

— Бросьте.

Виктория сделала несколько шагов вперед. Лицо ее оставалось непроницаемой маской.

— Давайте я расскажу вам про власть, Нельсон. — Голос звучал глухо, как стон. — В радиусе пятнадцати миль от этого места живут тысячи добропорядочных теплокровных обывателей, таких же, как вы. Они работают, любят своих детей, платят налоги и не обидят собаку — и почти каждый из них охотно сжег бы меня на костре, вырвал сердце и закопал мой обезглавленный труп на перекрестке дорог. Они никогда не признают меня человеком, тем более — «нормальной».

Она взглянула за деревья на смутные университетские корпуса, на голые, озаренные фонарями ветки, на площадь под снежным саваном.

— Этот университетский мирок должен был стать моим Ковентри. Сюда такие, как вы, помещают таких, как я, чтобы все мы были в одном месте и под приглядом. Здесь вы притворяетесь, будто относитесь к нам, как к равным, а я должна притворяться, будто могу быть собой, не дрожа за свою жизнь.

Она снова подняла на него древний, непроницаемый взгляд.

— Вы можете оставить Гамильтон-гровз и жить где угодно, не оглядываясь поминутно через плечо. Я — нет. Так скажите. Нельсон, у кого из нас больше власти?

— Помилуйте. — Палец жег железом. — Вы будете рассказывать мне про обиды после того, как чуть меня не уволили… С моей кочки, леди, вам живется очень даже неплохо.

Викторинис заговорила было, но Нельсон поднял горящий палец.

— Нет! Все идеологические распри, вся межфракционная грызня, все культурные войны — вы могли бы положить им конец, Виктория! Завтра, если захотели бы, если бы не в ваших интересах было их разжигать!

Он помолчал.

— Вы могли бы примирить всех, если бы захотели.