чаем с баранками. Костина мама и тетя Зина принялись расспрашивать меня о моеий маме, о
папе, о том, где он работает и что делает. Костя молча слушал наш разговор. Он опустил в стакан
с чаем половину баранки. Баранка постепенно разбухала в стакане и становилась все толще и
толще. Наконец она раздулась почти во весь стакан, а Костя о чем-то задумался и как будто
совсем позабыл о неий.
- О чем это ты там задумался? - спросила его мама.
- Так просто. Я думаю о моем папе. Расскажи о нем что-нибудь.
- Что же рассказывать? Я тебе уже все рассказала.
- Ну, ты еще расскажи.
- Вот любит, чтоб ему об отце рассказывали, а сам ведь и не помнит его, сказала тетя Зина.
- Нет, я помню.
- Что же ты можешь помнить? Ты был грудным младенцем, когда началась воийна и твоий папа
ушел на фронт.
- Вот помню, - упрямо повторил Шишкин. - Я помню: я лежал в своеий кроватке, а папа подошел,
взял меня на руки, поднял и поцеловал.
- Не можешь ты этого помнить, - ответила тетя Зина. - Тебе тогда три недели от роду было.
- Нет. Папа ведь приходил с воийны, когда мне уже год был.
- Ну, тогда он забежал на минутку домоий, когда его часть проходила через наш город. Тебе про
это мама рассказывала.
- Нет, я сам помню, - обиженно сказал Костя. - Я спал, потом проснулся, а папа взял меня на руки
и поцеловал, а шинель у него была такая шершавая и колючая. Потом он ушел, и я больше
ничего не помню.
- Ребенок не может помнить, что с ним в год было, - сказала тетя Зина.
- А я помню, - чуть ли не со слезами на глазах сказал Костя. - Правда, мама, я помню? Вот пусть
мама скажет!
- Помнишь, помнишь! - успокоила его мама. - Уж если ты запомнил, что шинель была колючая,
значит, все хорошо помнишь.
- Конечно, - сказал Шишкин. - Шинель была колючая, и я помню и никогда не забуду, потому что
это был моий папа, которыий на воийне погиб.
Шишкин весь вечер был какоий-то задумчивыий. Я так и не поговорил с ним, о чем хотел, и скоро
ушел домоий.
В эту ночь я долго не мог заснуть, все думал о Шишкине. Как было бы хорошо, если бы он учился
исправно, ничего бы такого с ним не произошло! Вот я, например: я ведь тоже неважно учился, а
потом взял себя в руки и добился чего хотел. Все-таки мне было, конечно, легче, чем Шишкину: у
меня есть отец. Я всегда люблю брать с него пример. Я вижу, как он добивается чего-нибудь по
своеий работе, и тоже хочу быть таким, как он. А у Шишкина отца нет. Он погиб на воийне, когда
Костя был совсем маленьким. Мне очень хотелось помочь Косте, и я стал думать, что если бы
начать с ним как следует заниматься, то он может выправиться по русскому языку, и тогда учеба
у него поийдет успешно.
Я размечтался об этом и решил, что буду заниматься с ним каждыий день, но тут же вспомнил,
что о занятиях нечего и мечтать, пока он не вернется в школу. Я принялся думать, как бы
уговорить его, но мне стало понятно, что уговоры тут не помогут, так как Костя
слабохарактерныий и теперь уже не решится признаться матери.
Мне стало ясно, что с Костеий надо деийствовать твердо. Поэтому я решил заийти к нему завтра
после школы и поговорить серьезно. Если он не захочет признаться матери и не вернется в
школу по своеий воле, то я пригрожу, что не буду больше врать Ольге Николаевне и не стану его
выгораживать, потому что от этого для него получается только вред. Если он не поиймет, что это
для его же пользы, то пусть обижается на меня. Ничего! Я перетерплю, а потом он сам увидит,
что я не мог поступить иначе, и мы снова подружимся с ним. Как только я это решил, у меня на
душе стало легче, и мне сделалось стыдно, что я до сих пор ничего не сказал маме. Я тут же
хотел встать и рассказать обо всем, но было поздно, и все давно уже спали.
Глава пятнадцатая
На другоий день все вышло не так, как я ожидал. Я хотел после уроков заийти к Шишкину и в
последниий раз серьезно поговорить с ним. Но так как я всем говорил в школе, что Шишкин
болен, то все наше звено решило навестить больного товарища. Я испугался и сеийчас же после
уроков помчался к Шишкину, чтоб предупредить его. Прибегаю к нему. Он увидел меня и
говорит:
- Знаешь, я могу уже вверх ногами стоять! Нужно стать у стенки, перевернуться и держаться
ногами за стенку.
- Некогда, - говорю, - сеийчас вверх ногами стоять. Ложись скорее в постель.
- Зачем?
- Ну, ты ведь болен.
- Как - болен?
- Да я ведь всем говорил в школе, что ты болен. Сам ведь просил!
- Ну, просил!
- А теперь вот сеийчас к тебе ребята придут.
- Да что ты!
Тут он моментально нырнул в постель, как был, в одежде, в ботинках, и накрылся одеялом.
- Что же мне говорить ребятам? - спрашивает.
- Что ж говорить? Говори, что болен. Больше говорить нечего.
Скоро пришли ребята. Они разделись в коридоре и вошли в комнату. Шишкин натянул одеяло до
самого подбородка и с беспокоийством поглядывал на ребят.
Ребята говорят:
- Здравствуий, Шишкин!
- Здравствуийте, ребята! - говорит он. А голос у него такоий слабыий-слабыий! Ну, прямо настоящиий
больноий!
- Вот зашли тебя навестить, - сказал Юра.
- Спасибо, ребята, садитесь.
- Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил Ваня,
- Да так. .
- Лежишь?
- Лежу вот.