Рассказ паломника о своей жизни

Вот всего лишь один тому пример. В своё время от внимания бельгийского историка-иезуита Ипполита Делэ (1859–1941 гг.) не укрылось, что «Церковь отмечает в один и тот же день праздник двух своих деятелей, которые оба умерли в Италии; что обращение одного и другого было вызвано чтением "житий святых"; что каждый из них основал монашеский орден с названием, происходящим от одного и того же слова; что оба эти ордена были затем упразднены двумя Папами — тёзками, — так и хочется сказать, что, видимо, в святцы по ошибке вписали одну и ту же личность под двумя именами. Между тем это чистая правда: ставши монахами под влиянием биографий праведников, св. Джованни Коломбини основал орден иезуатов, а Игнатий Лойола — орден иезуитов; оба умерли 31 июля (первый близ Сиены в 1367 г., второй в Риме в 1556 г.); орден иезуатов был упразднён папой Климентом IX, а Общество Иисуса — Климентом XIV» [241].

Не желая довольствоваться простой констатацией столь удивительного факта, французский историк Марк Блок, прибегнув к нехитрым вычислениям, пытается «забавы ради» определить математическую вероятность такого совпадения. Его подсчёты показывают, что она очень и очень мала, хотя и не исключена полностью [242]. Но на это совпадение можно, пожалуй, взглянуть и иначе — если угодно, символически. Ведь оно действительно ошарашивает и лишний раз заставляет задуматься о загадках, заданных миру св. Игнатием Лойолой.

Конечно, в известном смысле можно утверждать, что каждый человек несёт в себе некую тайну, зачастую непонятную и ему самому. И уж тем более это относится к личности такого масштаба, каким был св. Игнатий. Ведь он, можно сказать, не оставлял равнодушным никого. Более того: перед нами такой святой, к которому, пожалуй, вполне можно было бы отнести библейские слова о «камне преткновения» [243] для множества людей — подчас весьма знаменитых, достойных и сведущих.

* * *

Разумеется, загадку личности св. Игнатия пытались разгадать многие. Однако особый интерес к этой теме был проявлен уже в XX столетии, когда характер, душевный склад, особенности психики этого человека стали предметом не одного специального исследования. Возможно, одними из самых удачных работ, посвящённых этой теме, стали две статьи Маурисьо Ириарте (S.J.): Фигура и характер св. Игнатия Лойолы (1944 г.) и Личность Игнатия в свете производимых им оценок (1956 г.) [244]. Основываясь на этих статьях, можно попытаться набросать краткий психологический портрет этого необычного человека, получившего при рождении баскское имя Энеко, а при крещении — испанское имя Иньиго.

Но сначала — о его физическом типе. По классификации Кречмера, святой обладал «пикническим типом телосложения с явными элементами атлетического». При этом он был невысок ростом: 1 м 56 см. Рядом с таким высокорослым и статным человеком, как, например, св. Франциск Ксаверий, он мог показаться почти карликом. Однако в юности и молодости, до ранения в Памплоне, он не уступал никому в физической и военной подготовке. Даже после этого страшного ранения он остался неутомимым ходоком, способным пройти пешком более 70 километров в день.

Теперь — о его психологическом типе. Люди, знавшие Иньиго в юности, отзывались о нём примерно так: «ярко выраженный холерик, очень вспыльчивый и гневливый, дерзкий и пылкий. Честолюбив, любитель нарядно приодеться, поклонник карточной игры и женщин. Чрезвычайно щепетилен в вопросах чести, легко поддаётся гневу и не раздумывая вступает в стычку, но затем столь же легко идёт на примирение».

Уже из одного этого видно, что в Иньиго преобладало эмоциональное начало. Он был смел до дерзости, но, тем не менее, временами поддавался и страху. Мог внезапно рассмеяться, охотно и часто шутил; по слову Педро де Рибаденейры, он был «весело серьёзен и серьёзно весел». Не чужды ему были и эстетические эмоции: музыка и поэзия вызывали в нём живой и глубокий отклик, и то же самое можно сказать о красотах природы. Даже те формы, в которые облекалась его религиозность, подтверждают: преобладающую роль в его психической жизни играло начало аффективное.

Ему были знакомы резкие и внезапные перепады настроения: от радости — к печали, от уверенности в своих силах — к отчаянию. Святой был в избытке наделён тем, что принято называть «слёзным даром»: не только молитва или богослужение, но и, например, звёздное небо или весенние цветы могли исторгнуть у него обильные слёзы. Впоследствии он даже попытается регистрировать и классифицировать свои слёзы — по крайней мере, пролитые им во время Мессы.