Причина в том, что – как долго вычислялось математическими генетиками – в большой популяции немного вредные гены, более вероятно, будут устранены естественным отбором прежде, чем у них будет шанс дрейфовать к фиксации. В маленькой популяции судьба, более вероятно, приведет немного вредный ген к фиксации до того, как его «заметит» естественный отбор. Доводя до крайности, вообразите популяцию, почти полностью уничтоженную некоторой катастрофой, в которой осталось лишь с полдюжины особей. Было бы не очень удивительно, если бы случайно у всех шестерых оказался немного вредный ген. В этом случае наша фиксация – 100 процентов популяции. Это – крайность, но математика показывает тот же эффект в более общем виде. Маленькие популяции одобряют дрейф к фиксации генов, которые были бы устранены в большой популяции.
Итак, как показала Охта, размер популяции больше алгебраически не сокращается. Напротив, он остается в самом нужном месте, принеся молекулярной теории часов немного пользы. Теперь, назад к нашим слонам и плодовым мушкам. Большие животные с длинными циклами жизни, такие как слоны, также имеют тенденцию создавать маленькие популяции. Маленькие животные с короткими циклами жизни, такие как плодовые мушки, имеют тенденцию создавать большие популяции. Это не просто случайный эффект, а довольно закономерный, и он сохраняется по причинам, которые не трудно понять. Так, даже если плодовые мушки имеют короткие поколения, которые стремятся ускорить часы, у них также большая популяция, которая замедляет их снова. У слонов могут быть настолько медленные часы, как и соответствующие мутации, но их маленькие популяции ускоряют часы снова в области фиксации.
У профессора Охта есть доказательства, что истинно нейтральные мутации, как в мусорной ДНК или в «синонимичном» замещении (
Какой бы ни была теоретическая причина, на практике, похоже, с известными исключениями, которые мы можем обычно принять во внимание (