Рассказчик. Воспоминания барабанщика Nirvana и фронтмена Foo Fighters

В группе каждый из нас стал жужжащей шестеренкой в громоподобных часах, тикающих только потому, что вращающиеся зубья одной шестерни встретились с зубьями другой, синхронизировав движения. Без этого наш маятник остановился бы. Вращающаяся дверь, преследовавшая нас в ранние годы, теперь заперта, и мы стали вечными. Как только вы попадали внутрь, вы попадали туда навсегда. Стабильность и безопасность, к которым мы все стремились, будучи детьми развода и подросткового бунта, теперь были найдены в шквале искаженных гитар и освещенных лазером сцен. Мы стали семьей.

В дальнем углу комнаты, с бокалом шампанского в изящной руке, стояла моя прекрасная жена Джордин, мать моих детей, королева моего мира, хранительница моих секретов. Наши пути пересеклись в то время, когда я думал, что обречен вечно жить в прошлом, но благодаря своей силе и ясности она показала мне будущее. Вместе мы создали самое большое достижение в моей жизни — мою семью. И по мере того, как наша семья росла, росла и моя признательность за жизнь. С каждым рожденным ребенком я рождался заново и с каждым шагом, который они делали, повторял свои шаги. Вайолет, Харпер и Офелия подарили мне жизнь, и словами невозможно выразить мою им благодарность. Отцовство затмило любую мечту, любое желание, любую песню, которую я когда-либо написал, и с годами я открыл для себя истинное значение любви. Я больше не живу только для себя. Я живу для них.

Но, пожалуй, самыми громкими в комнате были голоса, которых не слышно.

«Здесь должен стоять Джимми», — подумал я. Он был первым человеком, которому я поставил свою пластинку Naked Raygun в 1982 году, вернувшись домой из поездки в Чикаго, и в тот момент, когда мы опустили иглу на этот примитивный кусок винила, мы вместе отправились в новое музыкальное путешествие как союзники в этом неординарном мире панк-рока. Мы были двумя чудаками в море конформизма, которые создали свои собственные мир, язык, вселенную благодаря одержимости музыкой. Как бы далеко я ни был, он всегда понимал меня и принимал мою странность так же, как я принимал его. Я смотрел на него как на старшего брата, которого у меня никогда не было, и тот, кто я есть сейчас, во многом произошел от того, кем был он. Мы были неразлучны, разделяя вместе всю нашу жизнь, и мое сердце разрывалось от того, что я не мог разделить с ним этот момент. Но в глубине души я знал, что он оценит эту победу, потому что она принадлежала нам обоим.

«Это ненадолго», — сказал мне однажды отец, и, вполне возможно, именно этот вызов заставил меня сделать так, чтобы все было наоборот. Наши отношения всегда были сложными, но даже в его отсутствие я всегда ощущал его влияние. Я давно избавился от обиды на него и простил ему его недостатки как родителя, что в конечном счете улучшило наши отношения, и мы стали хорошими друзьями. Будучи его ребенком, я унаследовал от него больше, чем просто основные физические характеристики: у нас были одни и те же руки, одни и те же колени. Я верю, что моя способность расшифровывать звуки и воспроизводить музыку на слух передалась через его генетический код, и именно его я должен благодарить за этот бесценный дар. И это то, что он наверняка увидел, когда я стал мужчиной.

Я знаю, что он гордился бы мной, и хотел бы, чтобы он был жив, чтобы быть рядом со мной сейчас, когда жизнь сделала полный круг.

И Курт.

Если бы он только мог видеть радость, которую его музыка принесла миру, может быть, он бы тоже смог найти ее в себе. Моя жизнь навсегда изменилась благодаря Курту, но у меня никогда не было возможности сказать это ему, пока он был с нами. Я не мог поблагодарить его, и с этим сожалением мне придется жить, пока мы каким-то образом не воссоединимся. Не проходит и дня, чтобы я не думал о времени, которое мы провели вместе, и когда мы встречаемся во сне, всегда возникает ощущение счастья и спокойствия, как будто он просто спрятался и скоро вернется.

Хотя этих людей больше нет с нами, я по-прежнему всегда ношу их в своем сердце, так же, как когда-то они несли меня, и именно их лица я вижу каждый вечер перед тем, как в зале гаснет свет и раздается рев аплодисментов. Это все принадлежит им так же, как и мне. Если бы они продержались еще немного, подумал я, может быть, они присоединились бы к этому празднованию, еще одному воссоединению лучших друзей, связанных годами дружбы.