К 90-м вместе со Scream я проехал от Луизианы до Любляны, от Мемфиса до Милана, от Сан-Франциско до Стокгольма и к этому моменту уже стал закаленным ветераном дорог, которого не пугали периодические конфликты или другие трудности, так что пропавший участник группы не воспринимался как что-то из ряда вон выходящее. То, что когда-то начиналось как экспресс-курс выживания в фургоне на менее чем 10 долларов в день, теперь стало рутиной, и я довольно легко вошел в роль бродяги-странника.
Европейские гастроли всегда стояли особняком. Мы посещали страны, которые я видел только в вечерних новостях или о которых мог только читать в учебниках (коими я, впрочем, не то чтобы часто пользовался). Но вместо обычных достопримечательностей, которые посещает, путешествуя за границу, большинство, я открывал для себя мир подполья андеграундной панк-рок сцены. До моего присоединения к группе Scream уже гастролировали по Европе, поэтому успели обрасти друзьями, которые приняли нас в свою семью, помогая нам с жильем, едой и оборудованием для концертов, так как у нас не было денег на отправку инструментов почтой из дома. Большинство из этих друзей тоже были музыкантами, многие из которых жили в сквотах — заброшенных зданиях, заполненных панками и анархистами, которые, чтобы выжить, частенько пользовались городской инфраструктурой нелегально. Мою юную впечатлительную натуру не только интриговали эти сообщества радикалов, но и в немалой степени вдохновляли: жизнь в этих импровизированных коммунах сводилась к самым базовым потребностям; стандартные атрибуты успешной жизни (материализм, корысть и социальный статус) уходили на второй план во имя протеста, свободы и понимания того, что мы нужны друг другу, чтобы выжить. Эта идея казалась мне прекрасной, разительно отличаясь от мещанских ценностей, которые ждали меня дома. Просто променяв теплую постель на музыку, я заложил основу благодарности за то, что я музыкант, которая и по сей день помогает мне найти смысл в моменты, когда я чувствую себя потерянным в урагане своей, теперь гораздо более сложной, жизни…
Амстердам стал нашей базой по множеству причин: некоторые вполне очевидные (травка), некоторые чисто логистические (близость к северной Европе). Обычно мы с трудом откладывали деньги, заработанные дома на низкоквалифицированной работе, и летали лоукостером за 99 долларов. По прилете в международный аэропорт Схипхол в первый вечер мы украли велосипед и следующие несколько недель тратили на подготовку к туру: делали звонки по телефону с пиратской телефонной картой, собирали оборудование и арендовали фургон, который должен был стать нашим домом на следующие несколько месяцев. Чтобы подзаработать, мы сдавали бутылки в ночной магазин, испытывали удачу в игровых автоматах в барах и даже брались за подработки, чтобы выжить. (Однажды я работал в небольшой музыкальной компании Konkurrent, занимающейся доставкой пластинок по почте, и подготавливал коробки с пластинками для отправки по всему миру, просто чтобы до начала тура хоть как-то заработать на травку.) Мы с трудом сводили концы с концами, но гостеприимство наших друзей и окружавший нас дух товарищества заставляли нас чувствовать себя королями, и в итоге я настолько полюбил этот город, что даже попытался выучить голландский — язык, на котором, как я убежден, невозможно говорить, если ты не родился в Голландии.
Однажды вечером в Амстердаме, выпивая на тротуаре у нашего любимого панк-рок бара De Muur, мы заметили какую-то движуху через дорогу в одном из самых известных сквотов Голландии Vrankrijk. Толпа скинхедов и ультраправых фашистов, решивших напасть на здание, двигалась по небольшой улице, а сквоттеры готовились отражать атаку. На балконах зажигали ослепляющие прожекторы, из окон спускали проволочную сетку. Панки, используя самодельное оружие и щиты, защищали свой сквот. Конфликт набирал обороты, и вскоре к нему присоединились и мы, кидая бокалы с пивом и засыпая осколками стекла разъяренную толпу фашистов, словно катапульты, запускающие гранаты. Вскоре фашисты сдались и ретировались, а мы продолжили вечер, теперь уже отмечая победу, как викинги, вернувшиеся с войны. Это рок-н-ролл. Это чертово Средневековье.
И это всего лишь вечер вторника.