Я тяжко вздыхаю. Искать выход из тупиковых ситуаций – мое хобби. Но на этот раз, когда в тупике оказался человек, которого я люблю, светлых идей нет.
– Джейсон – психопат, – нехотя произносит Чарли. – Ты знаешь, что это такое? Когда ты для родного человека – игрушка, которую ему нравится ломать. Он при любой возможности качает тебя эмоционально, и приходится закрывать себя, как фотообъектив, чтобы не чувствовать ничего, когда ты рядом с этой бездушной мразью. Это страшно, Ри. Это охренеть как страшно. Ты когда-нибудь читала исповеди детей, которые выросли с такими родителями?
– Нет, – тихо отвечаю, мысленно оставляя новый запрос для гугла. Почитаю перед сном.
– Мать была для Джейсона любимой игрушкой. На следующий день после ее смерти он сломал мне ребро, а я ему вывихнул руку. Честно, нам обоим тогда полегчало. Не знаю, как мы до сих пор вообще с ним живы. Иногда нас заносило, конечно…
Чарли поджимает губы, от чего заостряются скулы, и обреченно добавляет:
– Иногда я ловлю себя на том, что поступаю так же, как он. Начинаю ломать людей, потому что за годы отучил себя сочувствовать чужим людям. Потом адреналином захлебываюсь, боюсь, что умер внутри… Черт. По-моему, со мной что-то не так. Я же к тебе притронуться лишний раз боюсь, чтобы не сделать больно.
Я останавливаюсь как вкопанная. Сердце прыгает в горло, а потом прямым полетом – в желудок. Как ястреб. Бах! И ноги подкашиваются.
– В смысле, ты хочешь приничить мне зло?
– Нет. Нет, конечно. Боюсь ранить тебя, обидеть, сказать не то…
Ветер треплет его светлую челку, мои передние пряди тоже то и дело взмывают в воздух. Мне бы заправить их за уши, но вместо этого огорошенно засовываю большие пальцы под шлейки рюкзака, пытаясь удержать себя в равновесии.
– Ты не понимаешь, кто я такой, кто моя семья. Ты не представляешь, во что ввязываешься, Ри. Ты даже не заметишь, когда рухнешь на дно, если останешься со мной, – признается он, и мне впервые становится страшно. От Чарли и раньше исходила опасность, но она всегда оставалась абстрактной. Сейчас же все четко и ясно, поэтому я начинаю злиться, пытаясь оградить наше маленькое счастье от реальности:
– И все-таки я рискну. Останусь рядом хотя бы для того, чтобы отговорить тебя от преступления.
– Это от тебя никак не зависит, детка, ты уж извини. Думаю, ты бы понимала меня лучше, окажись ты на моем месте.
– Я бы ни за что не убила человека.
– Уверена?
– Абсолютно!
– Даже ради близких?
Растерянно открываю и закрываю рот, как рыба, выброшенная на берег.
– Не знаю… Не хочу знать. Это невозможный моральный выбор.
Чарли вскидывает бровь, мол, видишь, ты уже сомневаешься. Но мне так жутко в этот момент, что я отчаянно пытаюсь найти новый разумный довод против намерений Осборна. Самоубийцы рассказывают о своих планах, надеясь, что их остановят. Вдруг Чарли мыслит так же?
– Если ты убьешь Джейсона, то сам станешь монстром. И ради чего тогда все? В чем смысл?
– А смысла и нет.
– Конечно же, есть!
– Все. Хватит, Ри. Не лезь мне в душу, ладно? Обморозишься.
– Но…
– Помолчи пять минут, – отрезает он. – Справишься с такой задачей?
Я надуваюсь, как красный шарик Пеннивайза, но все же сдерживаю новый поток нотаций, а вскоре мы выбираемся в наш проезд. Чарли раздраженно вздыхает и, не глядя мне в глаза, просит:
– Не загоняйся, Ри. Ты слишком много загоняешься.
Зашибись. Конечно, я загоняюсь! Мой парень признался, что собирается совершить убийство. Какой реакции он ожидал? Восторга и аплодисментов?!
Он даже не целует меня на прощание, и я готова бежать следом, чтобы повиснуть на нем стоп-краном до скончания времен, но с крыльца раздается лай Лобстера, а старший надзиратель Эндрю Дикинсон рявкает:
– Рианна! Иди в дом!
Зря он таким тоном со мной разговаривает, ох зря. У меня сейчас такое вулканическое настроение, что могу и сдачи дать.
– От ужина остался только суп из цветной капусты, разогрей себе, – уже более спокойно произносит Эндрю, но поздно.
– Где твоя невеста?
– В гостиной.
– Хм…
Дяде хорошо знаком мой коварный тон, поэтому воинственность мигом испаряется.
– Давай не будем ссориться, Ри. Но пойми, я в ответе за вас с Итоном.
– Какой ты ответственный и смелый стал, даже гордость берет! Но будешь лезть в мою личную жизнь, как мелкопакостный енот, то расскажу Джоанне о коллекции фарфоровых кукол, которую ты трепетно хранишь в своей кладовке. Джоанне лишние деньги не помешают накануне свадьбы, так что твой фарфоровый гарем отправится на ebay.
Дядя храбрится секунды три под моим тяжелым взглядом, но в итоге обиженно исчезает в гостиной, как призрак, а я сбрасываю рюкзак, грязные кроссовки и иду есть суп из цветной капусты. Гадость получилась редчайшая, потому что Джоанна перепутала специи и добавила слишком много земляного ореха. Но я заливаю в себя бледную жижу без жалоб и причитаний и плетусь наверх.
В голове гудит набатом страшная мысль: Чарли собирается убить своего отца. Как мне жить с этим знанием? Что делать? Куда бежать?