РАССКАЗЫ

Манюня стояла в театральном вестибюле. На стенах чёрно-белые фотографии служивших здесь актёров. Огромная ваза как попало набита увядающими и уже увядшими цветами. Такая традиция в этом провинциальном театришке — два цветка из преподнесённого зрителями букета отдать тем, кто ушёл. Они имеют на это право. Но сейчас ведь праздники. Не до ритуалов. Манюня вспомнила, что вчера она стояла у этой вазы, разглядывала фотографии, и ей было грустно. Казалось, что в предновогодней суете их забыли. А потом вот и её… Надо же! Особенно почему-то отпечаталось в памяти лицо нестарого ещё человека. Он улыбался так, точно вот-вот подмигнёт. Манюне от лучиков из его глаз даже полегчало. Такой ещё молодой… Под портретом было написано большими, врезающимися в сознание, буквами «Сергей Гвоздиков».
« А жаль, что всё так просто объяснилось…» — подумала Манюня и поплелась смывать осточертевший за ночь грим лунной девочки.

Зуб дёргало нещадно. Манюня долго пыталась увильнуть от похода к стоматологу, ужаса детства, но сдалась.

— Здравствуйте, — испуганно пискнула она, входя в кабинет

— Добрый день, — ответил густой бас, странный для такого низкорослого доктора. Он обернулся и неожиданно улыбнулся. От этой улыбки у Манюни внутри что-то сладко сжалось. Страх пропал.

Собачий опыт

«>http://ot-ene.ucoz.ru/pu/0/16766.jp

Полкан выругался, здесь явно кто-то уже побывал до него. Успели же, гады! Он точно знал время, когда в мусорный бак вываливали отходы вчерашних пиршеств. Сахи, правда, наполнялись и в течение дня, но именно ранним утром в них можно было отыскать что-то эксклюзивное, на что не польстились вороватые служащие ресторана, но невероятно изысканное для него, облезлого уличного бродяги. Он досадливо откинул носом целлофановый пакет с обрезками зелени и тут… Огромная баранья лопатка! Тушеная, с остатками жирного мяса на ней! «Кажется, в лесу кто-то сдох, — усмехнулся про себя Полкан, рьяно роя лапами и мордой несъедобный мусор. Бомжи пропустили ТАКОЕ! Напились, видно, как обычно, вот и прошляпили. А я не пью! Как я только не унюхал её сразу? Стар стал, конечно. Нос не тот. Да и… Чем они её протравили-то?!». Наконец, в отказывающийся служить верой и правдой нос ударил смрад острых пряностей. Полкан даже отпрянул. «Фу! Аж глаза щиплет, гурманы чёртовы! Нет бы, чтобы по-простому… чтоб мясо…». Пёс обречённо вздохнул и, стараясь не вдыхать терпкий запах, вцепился в кость, поднатужился всем свом тощим телом и выволок добычу на свет.

— Вас разве не учили, что перец отбивает нюх?

Полкан чуть не выпустил из зубов обретённую титаническими усилиями лопатку. Испуганно обернулся. После того, как его обдал кипятком злобный мужик со второго этажа, потревоженный ночным воем замерзающего зимой пса, Полкан стал трусоват. Неподалёку стоял пижонистого вида эрдельтерьер с аккуратной бородкой и ровно остриженной спиной. На его шее поблёскивал дорогой ошейник с медной табличкой. «Ишь, вырядился! — неприязненно подумал Полкан. — Небось фамилию свою понаписали на ошейнике, телефон какой-нибудь… Вроде, верните, ежели что». Домашние жлобы его раздражали.

— А ты чего выставился?! — оскалил поредевшие зубы бродяга. — Иди своей дорогой!

— Да я так просто… — попятился эрдель. — Почему вы так агрессивны? Я вовсе не хотел вас обидеть!

— Катись, говорю! — на всякий случай Полкан подпрыгнул на месте, имитируя нападение на непрошенного гостя. Тягаться с молодым, здоровым, да, небось, ещё и сытым соперником он не собирался. Опыт…

— Фу, какой вы грубый, — обиженно надулся домашний и склонил голову набок, задрав вверх одно тщательно триммингованое ухо. — Никакого воспитания!

От наглости холёного у Полкана даже аппетит пропал. Тем более, что кость распространяла такое перечное амбре, что шерсть становилась дыбом.

— Что ты привязался-то ко мне?! Иди, куда шёл!