РАССКАЗЫ

— Да я, собственно, никуда и не шёл, — улыбнулся эрдельтерьер. Да-да, собаки умеют улыбаться! Особенно, эрдельтерьеры. — Так, знаете ли… гуляю.

— Что, выкинули? — бродячий, наконец, понял, что собеседник не собирается лишать его честно добытой еды. Проснулась даже некая симпатия, больно уж незлоблив был этот холёный.

— Кто выкинул? — не понял эрдель.

— Кто… Человек твой.

Пижон заливисто расхохотался. Со стороны можно было подумать, что он взлаевает, подняв вверх бородатую морду. На самом деле собаки так смеются.

— Да что вы! Он меня любит! Я, знаете ли… — эрдель замялся, уселся на землю и смущённо почесал ухо задней лапой — короче говоря, сдурил я. Чую, девчонка где-то рядом. Ну… такая, знаете ли… — он покрутил лохматой мордой, не в силах подобрать должное выражение.

— В течке что ли? — Полкан осклабился. Он давно привык всё называть своими именами.

— Ну, да, в общем… — интеллигент потупился. — Я как-то и побежал…

— Догнал хоть? — Полкан успел поникнуться к беглецу-ловеласу покровительственным умилением.

— Нет, — вздохнул тот и опустил уши. — То есть, да, но… Там уже были претенденты. И, знаете ли, все такие крупные, грязные, злые…

— Типа меня! — Полкан уже хохотал вовсю. Торчащие из-под рыжеватой клочкастой шкуры рёбра ходили ходуном. — Ох, насмеши-ил!

Эрдель скромно улыбнулся.

— Ну, что вы, вы совсем другое дело.

— Хочешь сказать, за сучкми мне уже не по годам? — Полкан ёрничал, но что-то в его голосе выдавало лёгкую обиду. — Да я в своё время…

— Нет, нет, нет! Полно вам! — эрдельтерьер испуганно вскочил. Был бы человеком, замахал бы руками, а так пришлось делать это обрубком купированного хвоста. — Я совсем не то хотел сказать!

— Ладно, не кипеши. — Полкан вздохнул. — Всё верно. Стар стал, нюха совсем нет, да и… всего прочего.

— Меня Рудольфом зовут, — поспешил сменить тему эрдель — Рудольф Кайзер Фердинанд фон Штерн, — он церемонно поклонился и вильнул обрубком. — Можно просто Руди.

— Звону-то, — проворчал старик и демонстративно принялся выкусывать блоху. Потом оторвался от своего занятия и хмыкнул. — А я вот пёс и всё. Можно просто Эй-ты.

Руди сморщил нос.

— Извините, я так не привык… Но кличка-то у вас имеется?

— Полканом был… пока не поумнел.

— Как, то есть?..

— Да просто, пока своему Человеку, дурак, служил, тот меня Полканом звал.

— А потом?

— Суп с котом! — отрезал Полкан. — Потом жизнь научила, что никому служить нельзя.

— Но как же… Вы знаете, служение это ведь не столько долг, за миску «Педи Гри», сколько…

— Что?

— Я буду служить своему Человеку даже, если он меня перестанет кормить. Но Человек на такое предательство не способен.

— Ещё как способен, — буркнул Полкан. Потом, улегшись, придавил передними лапами кость и принялся её грызть.

— Нет, вы не правы. Я был ещё совсем щенком, когда Человек меня взял к себе. Что говорить, маленький я был, глупый. Что только не творил! И лужи на его ковёр делал, и ботинки дорогие портил! Страшно подумать! А он мне всё прощал. Мячики покупал, ёжика резинового… — Руди снова широко улыбнулся и его глаза засияли нескрываемым обожанием. — А бывает, знаете… сядет вечером в кресло, возьмёт мою морду в ладони и говорит: «Руди, Руди, дурашлёп ты мой! Всё понимаешь. Только ты и понимаешь…». А у самого глаза такие грустные. И жалко его, хоть вой! А я ведь, правда, понимаю. Плохо ему бывает. А без меня и вовсе пропадёт. Нет, я умереть готов за Него!

— Пропадёт он, жди! — проворчал Полкан. — Я вот тоже таким идиотом был, думал, пропадёт без меня. Дом сторожил, всю жизнь на цепи в холод, мороз и дождь. Чуть где стукнет, я на пост. Подох бы, а чужих в дом не пустил! И тоже, понимаешь, не за тарелку каши старался. Порвал бы за Него любого.

— Ну?

—Баранки гну! На старости лет не нужен стал. А тоже думал, любит… Ха! Человек не способен никого любить. Мы для него только слуги, чуть что — в зубы. Или вот, на улицу…

— Вы не правы! — В глазах у Руди сверкнул ужас. — Он просто потерял вас! Вы, наверно, тоже убежали, и он вас не смог найти!!!

— Не ори ты, — поморщился Полкан, возвращаясь к кости. — Выкинул меня и все дела. И тебя твой выкинет, вот увидишь.

— Вы не можете… вы не смеете так говорить о моём Человеке! Вы глупец!

— Глупец это ты, потому что веришь Ему.

— Я сейчас загрызу вас, если вы ещё раз скажете так о моём Человеке!

Руди вскочил. Шерсть на загривке превратилась в лохматую щётку. В глазах отчаянная решимость. Полкан медленно поднялся. «Вечер перестаёт быть томным», — подумал он, нехотя скаля обломки былых клыков.
В памяти всплыло давно отболевшее. Полкан сорвался.