Они не стали бить Иоганеса Карьямаа, они только взяли половину товаров из его мелочной лавки, потом раскопали песчаный холм за его огородом и потянули из глубоких ям мешки с рожью и пшеницей. А он стоял и смотрел на это, дрожа от ярости, готовый броситься на них, бить их, рвать на куски и топтать ногами.
И пока он так стоял, вдыхая запахи прелого зерна и гнилой соломы и сдерживая ярость, от которой даже кишки сотрясались в его животе, — пока он так стоял, прибежал Юлиус Пимме, большой и жилистый, с реденькой светлой бородкой на худощавом лице. Он посмотрел с печальной улыбкой на чужих людей, потом обернулся к хозяину и вопросительно замычал, разводя руками.
Иоганес Карьямаа мрачно пожал толстыми плечами. Что он мог ответить Юлиусу Пимме? И так все было ясно. Все же он вынул руки из карманов и объяснил ими кое-как, что отнимают его последнее добро, что после этого он не сможет уплатить Юлиусу ни копейки и тому так и не удастся обзавестись своим хозяйством, о котором он мечтает всю жизнь.
Тогда Юлиус перестал улыбаться и посмотрел на людей мутными страшными глазами. Потом он схватил чью-то лопату и сжал ее так, что побелели пальцы на руках, и вдруг бросился вперед и начал размахивать ею направо и налево, сердито мыча.
Люди отхлынули назад от неожиданности, роняя мешки и толкая друг друга.
Иоганес Карьямаа бросился было за Юлиусом, но что он мог сделать с таким силачом? Он развел руками и остановился в растерянности, нервно теребя жирные щетинистые складки кожи под подбородком.
А Юлиус кружился среди песка и соломы как бешеный, и воздух свистел вокруг его лопаты, мелькавшей во все стороны так быстро, что нельзя было проследить за ее движениями. Там, где она пронеслась, послышались крики боли и ругательства, и тот, кто не успел увернуться, катился вниз по склону холма, оглушенный ударом.
Это был неприятный день в жизни Иоганеса Карьямаа. Все вокруг куда-то торопилось, двигалось, шумело, вызывая раздражение. Холодный ветер качал мелкие сосны у подножия холма и голые кусты ивы и ольхи. Пучки соломы, торчавшие из песка, шуршали, колеблемые ветром. Их шуршание покрывали крики людей, махавших лопатами. А по небу бежали серые тучи с мохнатыми краями. Они точно спешили куда-то, обгоняя друг друга. И куда было им-то спешить, чорт бы их драл!
Люди ничего не сделали тогда Юлиусу. Они только связали ему руки и продолжали извлекать из ям подгнивший хлеб.
И, конечно, они не сказали спасибо Иоганесу Карьямаа, когда нагрузили подводы его хлебом и покинули песчаный холм за его огородом. И после этого они еще отобрали от него землю, закупленную им прежде в разных местах у русских соседей, и даже в той земле, которая окружала хутор, нашли большие излишки и грозили отобрать, если она не будет полностью обработана. Они вели себя так, как будто это они стали хозяевами в России после того, как изменилась власть.
Но они разрешили Иоганесу держать работника, если он хочет, и даже заниматься торговлей, а ему как раз только это и нужно было.
Он понял, что унывать нечего. Умный человек легко уживается с любой властью и с любыми законами. У него еще оставалось шесть коров и четыре лошади, если не считать разной мелочи — телят, жеребят, гусей, кур, поросят и кое-каких машин. С хорошим работником все это можно умножить. А где найдешь работника лучше Юлиуса Пимме? Нигде не найдешь! Все остальные оказались врагами и мошенниками, и только Юлиус Пимме остался верен ему.
Он сказал Юлиусу Пимме:
— Вот что, Юлиус Пимме. Я знаю, что ты хочешь завести свое хозяйство. Ты любишь землю и хочешь работать на земле. Это хорошо. Работай на земле. У меня еще найдется земли сколько хочешь. И если ты будешь попрежнему хорошо работать, то нам двоим хватит земли и тесно не будет. Понял? Ты будешь мне как младший брат, как друг, если будешь хорошо работать. Понял?
И он пошевелил в воздухе своими большими, толстыми руками, показывая Юлиусу, как нужно работать.
Юлиус не услышал его слов, но он уже давно научился понимать хозяина по движению его толстых губ. Он кивнул головой и печально улыбнулся в ответ, стягивая в складки желтоватую кожу на своем худом лице, и тоже пошевелил в воздухе почти такими же крупными, но только жесткими и жилистыми руками, давая этим понять, что работа для него привычное дело.
— Ну вот и ладно. Вот и ладно, — сказал Иоганес, глядя внимательно на его улыбку. — Мы с тобой поладим. Ты только работай старательно, и я тебя не забуду. Будет у тебя и земля и все. Понял?
Юлиус кивнул головой, следя глазами за движениями рук и губ хозяина. Иоганес подумал немного, поскабливая ногтями щетину на своем двойном подбородке.