Рассказы

— Я те тюкну, — сказал мельник и помахал белым волосатым кулаком перед лицом сына. — Попробуй только тюкнуть... Пущай делает как знает. Только нас пущай упреждает, если что надумает сотворить. А насчет пользы — это не тебе разбираться. Ты лучше делай-ка все, что он велит. Керосину он просил, водки, спичек, ну и одежи там, хлеба... чтобы все было, понял?

— Понял.

— То-то.

После этого Алекс притаился в болоте на некоторое время, осторожно прислушиваясь к звукам окружающей жизни. Он слышал, как на его дворе стучали топоры и визжали пилы. Там что-то строили, на его дворе. Сын мельника сказал, что там будет детский сад.

Алекс целыми днями лежал в шалаше среди болотных запахов, чувствуя всем телом сырость земли и воздуха. Одежда его, пропитанная этой сыростью, казалась прилипшей к телу. Но разводить костер было опасно, потому что лиственные кусты и деревья еще не оделись в зелень, и он кутался в отсыревший тулуп и глотал водку, наливаясь ненавистью к своим врагам — за свою болезнь и за свое изгнание.

Только в ночное время он вставал и бродил по краю леса, выглядывая из-за кустов и деревьев, как затравленный зверь, в сторону далеких людских жилищ.

В большом лесу рядом с его болотом тоже целыми днями звякали топоры, пилы и трещали падающие деревья. Но по ночам там было тихо, и он бродил по краю большого леса, переходил ручей и забирался с каждым разом все дальше и дальше.

Однажды он прошел так по краю леса всю русско-эстонскую землю до того места, где раскинулась большая низина, заливаемая водой весной и осенью, и где лес опять превращался в болото, за которым начиналась уже земля других деревень. На этой обширной низине перед болотом неясно чернел окруженный лужами воды одинокий сарай, поставленный на возвышение из камней. Алекс подошел к нему, разбрызгивая лужи воды. Сарай был заперт, но сквозь щели широких дверей можно было определить наощупь, что он битком набит сеном.

Алекс постоял перед ним некоторое время, оглядываясь по сторонам среди черного безмолвия ночи.

Сено стало некуда девать? Скоро скот на волю выпускать, а у них сена целый сарай не тронут. Продавать будете? Еще больше разбогатеть хотите? А вот я посмотрю, как вы разбогатеете...

Алекс чиркнул спичкой и сунул ее сквозь дверную щель в слежавшееся сено. Огонек быстро побежал по зеленоватым стеблям и лепесткам, иссушенным весенними ветрами. Алекс полюбовался на огонек и пошел не спеша к лесу, ловя ухом приятное потрескивание и шуршание пламени за своей спиной. Он прошел уже довольно далеко по краю леса, когда услышал отдаленный звон колхозного колокола, который обычно оповещал время обеда и окончания работы.

«На обед звонишь. Звони, звони. Хороший обед вам приготовлен. Все будете сыты по горло».

Он покашлял немного, прислонясь к дереву, и пошел дальше по краю леса.

Подойдя к ручью, около которого большой лес немного вдавался в поля, образуя выступ, он еще раз оглянулся.

Далеко осветилась ночь от огромного пожара. Стропила крыши сарая уже обнажились, точно ребра большого черного чудовища, и между ними виднелось не сено, а что-то ослепительно яркое, почти белое, изрыгающее вверх, в тихую ночь, огромные столбы пламени, дыма и хлопьев пепла. Вокруг сарая по широкой водянистой низине, отражающей зарево, бегали крохотные люди и махали руками. Потом над сараем взвилась полукругом тонкая струя воды, и к черному дыму присоединились белые клубы пара.

Алекс мрачно усмехнулся и пошел своей дорогой. Пусть попрыгают до утра. Будут знать, как выбрасывать из жизни Александера Карьямаа.

От ручья до болота оставалось не больше километра, а болото уже давно было ему знакомо. В болоте он уверенно переставлял длинные ноги с кочки на кочку, цепляясь в темноте за знакомые стволы молодых берез и сосен.

Временами он останавливался и глухо кашлял, зажимая рот ладонью, потом снова двигался дальше. В шалаше он нашел под опрокинутым котлом свежие пироги, мясо и три литра водки. Он стал пить водку, закусывая пирогами. Ему было весело.

Через несколько дней после этого в русском селе загорелся клуб. Он вспыхнул сразу со всех сторон, наверно облитый керосином. Мельник и его сын гостили у кого-то в селе в это время и почти первые прибежали на пожар, посылая проклятия поджигателю. Но отстоять клуб не удалось.

После этого Алексу стало труднее пробираться к селу. Люди начали спускать на ночь собак и расставлять сторожей у общественных зданий. Тогда он залег на некоторое время в своем убежище.

В дождливые дни и ночи он дрожал и кашлял в шалаше, а в ясные дни выползал наружу и грелся на солнце.

Среди кустов поблескивали нити паутин, жужжали мухи и жуки. По желтому моху и траве бегали коротконогие черные пауки, муравьи и мелкие болотные букашки.

А вдали, на его бывшем дворе, раздавались веселые детские крики и смех.