Рассказы

И все же, сколь ни шатко было их положение, моряки так смертельно устали, что, привязав себя шейными платками к снастям или просто уцепившись за них руками, они сумели заснуть.

Второй помощник, Джон Маккей, был не из их числа.

Обладая большей физической силой, чем другие, а возможно и благодаря большей силе духа, он не закрывал глаз, чтобы видеть бедственную картину, в которой ему была отведена своя роль.

Рядом с ним в объятиях мужа находилась г-жа Бремнер. Наступила ночь.

Хотя все происходило в июле, дул ледяной ветер. Одетый теплее, чем капитан Бремнер, добросердечный Джон снял с себя куртку и отдал ее г-же Бремнер.

Она поблагодарила его взглядом, в котором читалось: «Ах, если бы вас послушались!»

Джон охотно сказал бы ей несколько ободряющих слов, подобно тому, как он предложил ей свою куртку, но, не надеясь больше ни на что сам, он не мог вселять в сердца других бодрость, которой не осталось более в его собственном сердце.

И тем не менее, когда после трех-четырех часов тревожных сомнений он увидел, что судно продолжает оставаться на плаву и не погружается больше, ему пришло в голову, что за те четыре-пять дней, в течение которых, говорят, человек в состоянии выносить голод, не умирая, может появиться какой-нибудь корабль и подобрать их.

С той минуты как эта надежда, словно проблеск света, промелькнула в голове второго помощника, она укрепилась там и вытеснила оттуда куда более ужасную мысль о смерти, с которой он уже почти смирился.

Внезапно он вздрогнул: ему послышался пушечный залп.

Трижды его больному воображению представлялся все тот же звук, и — странное дело! — когда он обратил внимание тех своих товарищей по несчастью, кто не спал, на этот кажущийся шум, им тоже показалось, что они слышат выстрелы.

Однако под конец ночи они признались в своей ошибке.

Сломленный усталостью, Джон Маккей тоже задремал, как вдруг один из матросов, которому в первых лучах света показалось, что он видит корабль, закричал:

— Парус!

Нетрудно представить себе впечатление, которое произвел на несчастных подобный крик.

Тотчас же ласкары, исповедующие мусульманскую веру, стали громко взывать к своему пророку, а христиане по их примеру возблагодарили Господа.

Но, увы! Паруса не было, как не было и ночных пушечных залпов: сколько ни всматривался каждый в указанное место, он вынужден был признать, что оно также пустынно, как и весь остальной океан.

III

ПЛОТ

Одну за другой они утратили и ту и другую надежду; положение их было ужасно.

Ветер продолжал дуть с неистовой силой, вздымая на море огромные волны, палуба и надстройки корабля расшатывались; наконец, снасти, поддерживающие мачту, за которую цеплялись семьдесят два потерпевших кораблекрушение, казалось были готовы каждую минуту лопнуть, угрожая самой роковой развязкой несчастным, чью жизнь они удерживали над бездной.

Уже в самый первый день некоторые из них, потеряв всякую надежду на спасение и предпочитая скорую смерть долгой агонии, простившись с товарищами, бросались в море и исчезали навсегда, тогда как других, вопреки их желанию выжить, уносило яростной волной, и они с нечеловеческими усилиями и криками отчаяния тщетно пытались вплавь добраться до утраченной ими опоры.

И только тогда становилось заметно, что судно, хотя и полузатопленное, продолжало плыть; ибо, как ни медленно оно плыло, пловцам не удавалось его догнать, и они один за другим исчезали, поглощенные волнами.

Однако, как и все на свете, это чудовищное зрелище, как бы оно ни приводило в отчаяние, имело свою положительную сторону.

В течение трех первых дней, пока ураган продолжал свирепствовать, пока волнение на море сохранялось, вид зияющей бездны и зрелище гибнущих в ней одного за другим людей отвлекало от мыслей о голоде; но, по мере того как ветер стихал, море успокаивалось и возникала надежда, что судно перестанет погружаться, а мачта будет держаться над водой и не сломается, — о! вот тогда и появлялся бледный призрак голода, сопровождаемый ужасными страданиями!

В это время некоторые попытались перебраться с крюйс-марса, где им было так тесно и где сами они так стесняли других, на фор-марс, с высоты которого находившийся там матрос, отчаявшись от одиночества, звал их к себе.

Однако из тех шести матросов, что, собрав остатки сил, бросились в воду, чтобы преодолеть этот путь, такой короткий, лишь двое достигли цели; остальные четверо утонули.

Поскольку Джон Маккей в дни этого страшного бедствия оказался единственным, кто сохранил до конца присутствие духа, а позднее оставил подробные записки о событиях, излагаемых нами, то именно за ним в основном мы и следуем сквозь тревоги, горести и надежды, о которых он поведал нам с искренностью и простодушием моряка.