Рассказы

— Вот-вот, — согласился он, — поэтому копать почву и изучать кости мамонтов нет смысла, так же как и гадать, были ли американцы на Луне и как именно строили пирамиды. Чем больше мы гадаем, думаем, изобретаем, — тем быстрее всего получаем непротиворечивый результат, устраивающий всех. Ну, или почти всех. Пара сомневающихся, просто не в счет. Вот если все, понимаете, все, и сразу, безоговорочно поверят в какую-то совершенно безумную идею. Просто поверят, без доказательств, без объяснений и без сомнений. То оно свершится, вопреки всем законам физики и космологии.

— Иисус, — сказал я, даже не задумываясь.

— Не только, — он отмахнулся, — тот же Дарвин, со своей эволюцией, тот же Менделеев, со своей периодической таблицей, где и половины элементов тогда еще даже не существовало в природе. Да без разницы, хоть тот же полет американцев на Луну. Неважно, какой именно рассматривать факт, главное обратить на него пристальное внимание.

Проверить мы не можем, мы находимся внутри системы. Мы не можем ничего доказать или опровергнуть, потому что находясь внутри, мы воздействуем на систему и тем самым мы получаем желаемый нами результат. Или наоборот, не получаем, главное что это устраивает большинство из остальных миллиардов божков. Но первоначальный факт искажается. Меняется причина, в угоду следствию. Через призму грядущего прошлое подстраивается под наше мировоззрение. Оно меняется в угоду божкам.

— Понятно, — сказал я, — но так же как теория панспермии не объясняет, откуда взялась жизнь, так же и ваша теория не объясняет возникновение первотворца — демиурга.

— Видимо, вы не очень хорошо осведомлены, — он поперхнулся лимоном, закусывая очередной глоток коньяка, и продолжил — теория панспермии гласит, что жизнь существовала изначально, в момент зарождения вселенной. Так же и перворазум-демиург был всегда. Подчеркну, с нашей точки зрения. С точки зрения младенца, до его рождения вселенной еще не существовало. И после смерти старика-наблюдателя, вселенная прекратит существование.

— Как-то вы очень ловко переобулись в воздухе, — сказал я, — от космологии и сразу к индивидуализму, без каких-либо дополнительных телодвижений. Будьте последовательны. Если вселенную создали люди, а людей создал Бог, то откуда взялся Бог?

— Хорошо, — сказал он, — поясню свою мысль, так же как мы не можем доказать или опровергнуть любой факт в мире, точно так же мы не можем быть уверены ни в чем, что выходит за рамки нашего с вами мировосприятия.

— То есть, вы понятия не имеете, откуда взялся Бог, так как сами при этом не присутствовали. И на этом цепочка ваших умозаключений заканчивается.

Он замялся.

— Ну да, как-то так. Не совсем верно, но очень близко. Экзистенциальнно — да.

— Не верю ни во что, чего не могу пощупать рукой. — задумчиво сказал я.

— Именно так! То, до чего я не могу дотянуться, не важно, рукой, взглядом, собственным вниманием, мыслью — то не существует.

— От слова «совсем»? — спросил я.

— Угу. — Промычал он, закусывая очередную порцию горячительного напитка.

— Но наблюдаемое нами событие — непреложная истина, так?

Он на секунду задумался и снова закурил.

— Не уверен на сто процентов, но скорее всего, да.

— Ок, — согласился я, — но тогда выходит что наблюдатель сильно «ограничен в правах». Все что ему остается, это фиксировать наблюдением уже готовую, созданную кем-то до него вселенную и ничего нового он привнести не может.

— В бытовом смысле да, но это немного неверный вывод. Так, например, сейчас выйдя из ресторана, мы с вами вызовем себе по такси и поедем в разные стороны. Каждый из нас будет наблюдать, и фиксировать свою часть реальности. А ресторан вымоют уборщики, выключат свет, замкнут и поставят на сигнализацию. И будет ли после этого существовать вот этот бокал? — он покрутил в руке пустой сосуд и со вздохом поставил его на стол.

— Разве это имеет значение? — спросил я, — завтра повара, и официанты снова придут на работу, они знают, как выглядит этот бокал и вновь материализуют его. Точно таким же, каким он был сегодня. С точностью до атома.

— Но ведь это будет уже другой бокал!

— А какая разница? Вы же сами говорили, что нет ничего кроме наблюдателя, а вся вселенная вокруг, творится именно наблюдателями, а значит — она, вселенная, всего лишь фон. Декорация сцены, на которой идет спектакль, вторична, по отношению к актерам.

— Но этот фон, как вы говорите, декорация, и есть наблюдаемая нами вселенная. Если погибнет человечество, то и вся вселенная исчезнет.

— Далеко не факт, — сказал я, — мысль материальна. Все что мы видим вокруг — материально, или вернее будет сказать, материализовано вами. Но с чего вдруг вы решили, что все оно исчезает после того, как мы отворачиваемся. Последнее не доказано.

— Но это невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Ведь дело не в направлении взгляда, в направлении внимания. А собственными мыслями мы не умеем управлять. Мы не можем приказать себе не думать о белой обезьяне, мы не можем приказать себе что-то забыть.