Рассказы

Состыковалась я тогда, кстати, вполне успешно и с первой попытки. Инструктор отметил это, небрежно, стараясь не делать акцент на событии, которое, я уверена на все сто процентов, наверняка было подстроено специально.

Пять лет обучения пролетели незаметно, наступило время преддипломной практики. Меня определили стюардессой, на «Серую Лошадь», грузопассажирский межпланетный глайдер. Небольшое судно. Экипаж — шесть человек. Грузоподъемность — 200 тонн. Вместительность салона — 12 пассажиров. Двое могут лететь первым классом, со всеми удобствами и роскошью. И еще десять человек — вторым классом, как обычные пассажиры самолета или дирижабля.

Я взошла на корабль, который отправлялся к Титану, с серебристым чемоданчиком, (где лежала сменка одежды, пара вкусняшек и учебник по астронавигации), и сияющей улыбкой на лице.

Увы, за неделю полета выяснилось, что не все так радужно, как я думала, отправляясь в полет. Корабль все называли не иначе как «Старая Калоша», он был мне почти ровесником по возрасту. Капитан оказался мрачным и неразговорчивым дядькой пожилого возраста. Моим непосредственным начальником был назначен старший стюард и по совместительству корабельный кок — Ганс Рудольфович. Удивительно въедливый и противный, педантичный до мозга костей немец. Уже в самые первые сутки полета он задолбал меня вконец своими многочисленными придирками. То нож я положила не туда, то картошку чищу неправильно, то к пассажирам выхожу задом наперед, то забыла спросить, какую именно минеральную воду просит пассажир. А зачем спрашивать, если у нас этой воды на борту всего три сорта? Я и сунула все три бутылки в тележку, пускай выбирает. За глаза я стюарда называла не иначе как Адольфом. Уж очень похож. Маленького роста, худощавый и голос противный, истерично-визгливый, как у Гитлера.

— Ох Ленка, Ленка, — сказала я себе, — попала ты как кур в ощип. Назвалась груздем, так, стало быть, полезай в кузов и не ной.

Я и не унывала. Во всем плохом есть хотя бы капля хорошего. Во-первых, я на борту корабля, а корабль в космосе. Так что моя детская мечта наполовину сбылась. А во-вторых, я прекрасно понимала, что в моей жизни еще будут десятки и сотни вот таких Адольфов Рудольфовичей, так стоило ли из-за этого расстраиваться? Зато пилот оказался на борту самым классным чуваком. Молодой красавец, не старше тридцати, высокий, спортивный, с изящной черной бородкой, и усиками, как у Дон Кихота. Мы мгновенно сдружились, непринужденно болтали на самые разные темы, и пару раз мне даже удалось немного посидеть в пилотском кресле, воображая, что это именно я веду корабль. Кроме того, в состав команды входили радиоинженер и бортовой врач. Но мое общение с ними было сведено к минимуму, так как мы почти не пересекались. Даже удивительно, как это получалось на столь маленьком корабле.

Работы оказалось неожиданно много, я и не ожидала, что меня запрягут как лошадь в упряжь и заставят выкладываться по полной программе. Поскольку Ганс был не только стюардом, но и корабельным поваром, то само собой, он частенько припахивал меня «в помощь по кухне». Это у него так называлось. На деле же, он не доверял мне, практически ничего, что было связано с приготовлением пищи. А вот мыть посуду, — это была моя прямая обязанность.

В ухе все это время болтался приемник экстренной связи, по нему стюардессу вызывали к пассажирам, хоть это и космолет, но уровень комфорта не отличался от авиации. Приходилось метаться по салону, откликаясь на зов пассажира, заплутавшего в узких коридорах в поисках туалета, чтобы его, бедолагу, вывести обратно в жилой модуль. Или скачками мчаться в первый класс, чтобы экстренно доставить бутылочку коньяка, загулявшему политику средней руки, непонятно зачем отправившемуся в рейс. А в промежутках, между мытьем посуды и удовлетворением запросов пассажиров, мне приходилось пылесосить коврики, (роботов уборщиков мы, к сожалению, не могли себе позволить), по звонку, тащить поднос с обедом на мостик пилоту или капитану, и многое другое. Всего не перечислишь.

Короче говоря, моталась я по коридорам, как белка в колесе, и к вечеру так уставала, что добравшись до койки, падала и отрубалась почти мгновенно. И, тем не менее, была счастлива.

Но всему хорошему, неизбежно приходит конец. На четвертый день полета я сожгла блендер, а их на борту оказывается только два. Сама не знаю, как у меня это получилось. Ганс разъярился не на шутку, путая русские, английские и немецкие слова, он разразился потоком брани в мой адрес. Ух, сколько гадостей я выслушала о себе. Оказывается я и безрукая, и неумеха, и безалаберная, и самое главное — блондинка! И вообще, за такое варварское отношение к бытовым приборам и своим обязанностям, он лишает меня очередного увольнения.