Она была беременна, еще в самом начале, и полна страхов, предчувствий, предвидений. Впервые за всю их, впрочем, еще недолгую совместную жизнь у нее появился свой собственный внутренний мир, другим людям недоступный и даже ему. Он стоял на пороге, на берегу, на кромке, он мог улыбнуться, подать даже руку, но она бы не дотянулась. Она рассказывала ему свои предчувствия и страхи, но он был полон своих. Они ничем не могли помочь друг другу. Но были друг другу нужны. Были друг другу важны.
– Коля, тут одна странная женщина, сейчас объясню. В платке, как старуха. С рюкзаком, с палочкой. Она звонит в дверь.
– Не открывай ни в коем случае!
– Я не открываю. Она сейчас не звонит. Она давно звонила, еще утром.
Спрашивала тебя, я сказала, что тебя нет. Она сказала – ничего, и ушла. Но мне как-то стало беспокойно, я все возвращалась к двери и смотрела в глазок, но ее не было, а мне все-таки было беспокойно. Я думала книжку почитать и не могла, думала телевизор поглядеть и не могла, пошла суп варить, в окошко выглянула – она сидит на скамейке у нашего подъезда и ест яблоко.
– И сейчас?
– Яблоко она давно съела, но сидит сейчас. Я ее вижу. Я только за занавеску прячусь. Она сидит, а там дождик идет. Она бы хоть ушла куда-нибудь под навес.
– Все, я понял. Сейчас приеду.
– Коля, а вдруг она тебя не дождется! Я ее позову.
– Нет. Мало ли. Я сам решу. Отойди от окна и успокойся. Я быстро.
Через сорок минут он уже подходил к подъезду. В сумерках горели фонари, горел в окнах свет, но в их окнах на втором этаже стояла тревожная тьма.
Черная фигура поднялась со скамейки ему навстречу.
– Здравствуйте. – Она смотрела на него снизу вверх бледно-голубыми глазами. – Я вас по телевизору видела.
Из окна смотрела на них его жена.
Она открыла дверь, как только они ступили с лестницы на площадку.
Он пропустил странницу вперед. На вопросительный взгляд жены пожал плечами. Помог снять страннице рюкзак и пальто, почти промокшие.
Вещи развесили на стульях у батареи – к счастью, начали уже топить.
Жена бросилась в кухню ставить чай.
– Ты нам прежде водочки, – сказал он. – Согреться.
За столом странница все молчала, сложив руки на коленях. На столе лежали ее яблоки, а банка с вареньем стояла, как гладко обточенный драгоценный прозрачный камень.
– Итак, – сказал он. – За знакомство.
Выпили. Закусили разрезанным яблоком. Жена спряталась в самом углу и наблюдала. Чайник набирал голос. Он принялся намазывать маслом хлеб.
– Я хочу вас одну работу попросить сделать, – промолвила наконец странница.
– Какую работу? – Нож в его руке замер изумленно.
– Мультфильм.
– Да я ведь… Слушайте, никак этого не ожидал. Я не делаю обычных мультфильмов, с проволочками там, с куколками и прочим.
– Я знаю. Я поэтому. Я мультфильмы-то не очень люблю.
Он положил нож.
– И что вы хотите?
Она расстегнула старый мужской пиджак и вынула из внутреннего кармана конверт. Протянула.
Он достал из конверта фотографическую карточку.
На ней запечатлены были три человека на лестнице у деревянных перил.
Центральная фигура – мужчина в косоворотке, с красивым и надменным лицом. Прямо перед ним, положив белую ладонь на перила, – черноволосая скуластая женщина. В ее беломраморном лице не было ни улыбки, ни тепла. Над ними на высокой ступеньке стояла худенькая, с морщинками у глаз, усталая женщина. Ее светлые волосы были гладко убраны на прямой пробор в жидкую косу, уложенную венком вокруг головы.
– Это мои родители, – сказала странница. – Мужчина и женщина перед ним. За ними мамина сестра, моя тетка. Никого уже нет на свете. Я хочу их оживить. На одну хотя бы минутку. Чтобы эта фотография ожила на минуточку. Сколько это может стоить, я все заплачу, если не все сразу, то частями, даже не думайте. Но только чтобы это было, как взаправду. Как в кино. Как будто их в кино сняли.
Он молчал. Смотрел на фото. Смотрел долго. Поднял глаза. Встретил бледно-голубой взгляд.
– Мне понадобятся еще фотографии. И вы должны мне рассказать все о них: кто они были, какие у них походки, какие характеры, какие отношения между ними. Я все должен знать.
– Да, конечно, – прошептала она, не отводя от него глаз.
– Делать я буду долго. Может быть год. Вам есть где останавливаться в Москве?
– Можно у нас, – сказала его жена.
– Отлично, – сказал он, не взглянув на нее.
Музыка звучала.
Он работал больше года. О людях на снимке узнал так много, что мог написать о них роман. Он мог воспроизвести походку любого из них и даже манеру говорить. Он узнал, что, если мужчина повернет голову, на шее его станет виден шрам – скользящий след снарядного осколка.
Что у женщины перстень врос в безымянный палец левой руки. Что на кофте ее – накладные карманы, на этом снимке не видные. Что ее сестра одна растит сына, а муж ее – утонул.
Нина Ивановна его не торопила, она только боялась не дожить.
Через год они спустились с лестницы прямо на поросшую зеленой муравой землю. Черноволосая женщина поправила мужчине углом распахнутую косоворотку. Ее сестра прошла мимо, коротко взглянув. За это время у нее родился сын.
Нина Ивановна их увидела. Ей казалось, что и они увидели ее.