Заслышав в коридоре шаги, он вскочил на ноги и повернулся к двери, ожидая, когда она откроется.
Спотыкаясь, вошла Диана, которую подталкивали сзади Морган и Доннер, коренастые помощники Дока. Она прожгла Джима яростным взглядом.
— Ключ, — сказал Джим.
Морган покачал головой.
— Я бы на твоём месте не стал.
— А кто из нас её поймал?
— Дай ей хоть пол шанса — она тебе не только нос расквасит.
Джим протянул руку. Морган, пожав плечами, бросил ему ключ от наручников, затем оба вышли. Дверь захлопнулась, сработал автоматический замок.
И Джим остался с Дианой наедине.
Судя по её виду, всю дорогу до Почётной Комнаты она отчаянно сопротивлялась. Густые волосы были растрёпаны и золотыми прядями спадали на лицо. Синий атласный халатик соскользнул с одного плеча. Пояс распустился, открыв узкий зазор от поясницы до подола у колен. Под халатом она была обнажена.
Джим подсунул палец под пояс и потянул, распуская наполовину развязавшийся узел. Распахнул халатик, стягивая с рук, пока его не остановили наручники на запястьях.
Возбуждение сменилось чувством вины, когда Джим увидел красные отметины у неё на животе.
— Мне очень жаль, — пробормотал он.
— Делай, что собирался, — ответила Диана. Хотя она старалась, чтобы голос её звучал твёрдо, Джим уловил в нём едва заметную дрожь.
— Я сниму с тебя наручники, — сказал он. — Но если станешь драться, мне придётся снова тебя стукнуть. А мне этого не хочется.
— Тогда не снимай их.
— Без них будет легче.
— Легче для тебя.
— Ты знаешь, зачем ты здесь?
— Разве не очевидно?
— Не столь уж очевидно, — сказал Джим, стараясь говорить осторожно. Комната прослушивалась. Страж в Центре Безопасности наверняка всё записывал, а Роджер очень любил слушать записи из Почётных Комнат. — Я ведь не… просто так с тобой развлекаюсь. Тут такая штука… в общем, я должен сделать тебе ребёнка.
Глаза её сузились. Она закусила губу и ничего не сказала.
— Это значит, — продолжал Джим, — что мы будем видеться каждый день. По крайней мере, в те дни, когда ты можешь зачать. Каждый день, пока не забеременеешь. Понимаешь?
— Зачем им нужно, чтобы я беременела? — спросила она.
— Им нужно больше людей. Для охраны, обслуги и так далее. Нас слишком мало.
Она посмотрела ему в глаза. Он не мог понять, поверила ли она его лжи.
— Если ты не забеременеешь, тебя отправят к Донорам. Лучше уж здесь. Доноры… все Стражи могут их иметь, когда захотят.
— Значит или ты, или вся шобла?
— Именно.
— Ладно.
— Ладно?
Она кивнула.
Джим начал раздеваться, возбуждённый, но и огорчённый презрением в её глазах.
— Ты, наверное, ужасный трус, — сказала она.
Он почувствовал, как его охватил жар.
— Ты на вид совсем не злой. Значит — трус. Раз служишь этим извергам.
— Роджер очень хорошо к нам относится, — сказал он.
— Будь ты мужчиной — перебил бы всю его свору с ним во главе. Или умер в бою.
— Мне и здесь неплохо живётся.
— Это жизнь цепного пса.
Раздевшись, он присел перед Дианой. Лишь несколько дюймов отделяло его лицо от золотистого пушка в её промежности. Ощутив неожиданную жаркую волну похоти и стыда, он опустил взгляд к короткой цепочке, туго натянутой между её лодыжек.
— Я не трус, — сказал он и снял стальные браслеты.
Едва оковы упали на ковёр, она заехала ему коленом в лоб. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы он потерял равновесие и стукнулся задом о пол. Диана упала на спину и сложилась в три погибели, поджав колени и бёдра к груди. Прежде чем он сумел подняться, ей каким‑то образом удалось просунуть скованные руки и запутавшийся халатик под ягодицы и подтянуть вверх, перетащив через стопы. Руки неожиданно оказались спереди, прикрытые свисающим халатом.
Когда её пятки ударились об пол, Джим бросился на неё. Она широко раскинула ноги, подняв колени и вытянув руки над головой. Ткань окутала её лицо и грудь, словно блестящий занавес.
Джим обрушился на неё сверху. Она охнула и обхватила его ногами. Он потянулся к её рукам, но те двигались слишком быстро. Скрытая под платьем цепь мелькнула перед его глазами и туго обмоталась вокруг горла.
Задыхаясь, он нащупал скрещённые на его затылке запястья и потянул их вниз, чувствуя, как ослабевает цепь. Он продолжал тянуть её за руки, пока цепь не вдавилась в горло Дианы.
Платье свалилось с её лица, глаза выпучились, губы оттянулись в оскале. Она извивалась, брыкалась и дёргалась.
Когда он вошёл в неё, её глаза заблестели от слёз.
На следующий день Джим позволил Моргану и Доннеру приковать её к кровати.
Она не проронила ни слова. Она не сопротивлялась. Она лежала неподвижно и с ненавистью смотрела на Джима, когда он овладевал ею.
Сделав своё дело, всё ещё ощущая тугое тепло её тела, он прошептал:
— Прости…
Джим надеялся, что микрофон не уловил его слов.
На какой-то миг ненависть в её глазах сменилась чем‑то другим. Удивлением? Надеждой?
— За что ты просил прощения, Джим?
— Прощения?
— Ты извинялся. За что?
— Перед кем?