Рассказы

Около кладбищенских ворот опрятные бабульки торговали чахлыми цветами. Бородатый мужик в камуфляжных штанах и берцах поливал из шланга клумбы. По площадке с ленивой наглецой прогуливались куры, поклевывая рассыпанное кем-то пшено. Яна купила две желтые и две красные розы, чтобы хоть как-то оправдать свой приход.

В бытовке дирекции пахло старыми картонными папками, и было так накурено, что на Яну напал кашель, и она долго не могла справиться с приступом. Наконец спазм отпустил, она представилась и спросила, как пройти к могиле Татьяны Пономарь. Хмурый прораб за письменным столом брезгливо сморщился, но всё же кликнул через окно бородача. Тот выключил воду, свернул шланг, подобрал с газона куртку и набросил на плечи.

- Сторож наш, - сквозь зубы пояснил прораб. - К Пономарям проводи, Николаич.

Сторож быстро шел между могилами, ни разу не обернувшись удостовериться, что ведомая не потерялась. «Ему туда не хочется», поняла Яна. Ей и самой не слишком хотелось, но в этом было что-то важное, и даром, что ли, она жгла бензин, петляя по проселкам и рискуя растерять подвеску. Увенчанная крестом медная луковица церковного купола скрылась за кронами деревьев: они всё дальше уходили к западной окраине. «Каково ей было идти назад?» - подумала Яна.

Кому – ей? Тете Тане? Тетя вернулась с кладбища домой? Как из больницы? Бред.

Бородач остановился подле кучи сухих листьев и проворчал:

- Вот ихний участок. – Жевнул губами. Яне показалось, что он сейчас плюнет. – Обратно дорогу найдете?

Яна расшифровала выражение его лица: «нет» не принимается. Кадык сторожа судорожно дергался. Мужчина едва справлялся с панической атакой.

- Ага, - сказала Яна. - Найду.

Провожатый устремился прочь. Пятнистую ткань камуфляжа впитала изумрудная зелень крохотной рощицы.

Оставшись одна, Яна сделала неприятное открытие. Ее угораздило встать на могилу двоюродного брата. В паре метров от мысков ее кед были утрамбованы в землю куски плиты-надгробья. «Илья Пономарь, 19.X.1966-17.VII.1985». Кто-то выкорчевал плиту, раздробил на части, должно быть, ломом и втоптал обломки в могильный холмик. Шипы роз впились Яне в ладонь, и она выронила цветы.

«Господи, вот принесла меня нелегкая».

Она почувствовала себя незваной и нежеланной гостьей. И еще кое-что, отчего заорала во всё горло и крутанулась, подвернув ногу. Илья стоял позади нее.

- Мамочка, - всхлипнула Яна, барахтаясь в груде листвы, смягчившей падение.

Конечно, никого рядом не было. Это порыв ветра. Кто-то предупредил ее без слов, одним выдохом: «Убирайся подобру-поздорову, не то будет худо».

- Да уберусь я, уберусь…

Где-то здесь похоронена и Татьяна. Нет, не похоронена – ее закопали и сверху навалили баррикаду из камней. Боженька, да вот оно. От чьих-то «щедрот» Татьяне выделили клок земли за поваленной оградой, не на кладбище, а вне его, на откосе. Грунт там неровно просел, словно от непомерной тяжести, и был изборожден рытвинами.

Ветер задул сильнее, зашелестел яростно ветками, растрепал ей волосы, испортив укладку за три тысячи рублей.

Вздыбилась трава.

Яна споткнулась о подвернувшуюся корягу и чуть снова не прилегла ничком.

Внушаемые люди уязвимы. Обыкновенно они избегают ситуаций, когда фантазия выходит из-под контроля. Но Яна влипла в ситуацию, как муха в патоку, и ее воображение достигло максимального КПД.

Усопшая Татьяна обращалась к ней.

Не по-доброму обращалась. Бешеная она, Татьяна. С каждым словом стервенеет. Вали отсюда, племяшка. Неровен час, приберу к себе. Бездетница сраная! Ты у мамки в пузе кантовалась, когда мой Илья заживо горел как герой. Я из окна видела, как он факелом вспыхнул, и как на него стропила повалились. Если б руки-ноги не отнялись, я бы зубами его оттуда тащила. А мне и пальцем не шевельнуть было!

Ситуация развивалась стихийно. Актуальная реальность подверглась опротестованию, не выдержала критики, и ее вот-вот заместит реальность иной формации, в которой воскрешение мертвых не запрещается, а подразумевается.

Яна побежала. Она неслась, словно Татьяна по всем канонам хоррора восстала из гроба и настигала племянницу, протягивая к ней руки с растопыренными пальцами. С точки зрения формальной логики это было бы даже приемлемо – откуда еще восставать мертвым, как не из гробов? Но случилось другое.

Тётка вышла на связь.

И самое скверное, что говорила она откуда-то издалека. А слова прерывались помехами, как бывает, если что-то экранирует сигнал.

____

Значительно позже, в Москве, в уютной постели, под баюкающее стрекотание вентилятора, Яна кляла себя за непроходимую тупость. Димкина сестра уколола ей диазепам, напоила соком и велела спать. Но мозг противился погружению в сон. Пока бодрствуешь, можно позвать с кухни Димку, а заснешь – хоть обзовись, никто к тебе не придет.

Зря она обольщалась насчет своей буйной фантазии.