Читаем Рассказы полностью

- Ах ты, мать честная...- сказал мужик в полушубке, еще раз с сомнением посмотрев на бумажку,- два часа задаром отворочали. А я было и глядел на нее, на буковку-то, думал, ничего, маленькая дюже показалась. Вот ведь вредная какая,- скажи пожалуйста. Ну, делать нечего, полезай, ребята, на следующий.

- Лихая их возьми,- выдумали эти буквы,- сказал старичок,- они вот тут так-то потрутся, да всю улицу и смахнут. Такое время, а они буквы ставят.

РУЛЕТКА

Хозяйка рылась с артелью на огороде, когда прибежала ее племянница и сказала, что пришли в квартиру какие-то люди и требуют хозяев.

- Господи боже мой, что им нужно-то?

- Уж не обмеривать ли комнаты пришли? - сказала соседка.

- Спаси, царица небесная... К нашим соседям пришли с рулеткой, обмерили, а потом выселили. Кубатура, говорят, не сходится.

- Вот, вот, все про кубатуру про эту говорят, чтоб она подохла!

- А, может, с обыском? Не прячь ничего, а то хуже: все отберут.

- Вот до чего запугали, ну, просто...

Хозяйка, вытирая о фартук руки, тревожно пошла к дому. У порога стояли, дожидаясь ее, трое молодых людей.

- Вы хозяйка?

- Я...- сказала та, испуганно глядя то на одного, то на другого.

- Позвольте осмотреть квартиру.

Хозяйка с испуганным лицом открыла дверь. Все вошли. В это время с огорода с растрепавшимися волосами прибежала прачка и испуганным шепотом успела сказать хозяйке:

- Мандат спроси...

Хозяйка растерянно оглянулась и, нерешительно продвинувшись вперед, только было хотела спросить мандат, как один из пришедших молодых людей в кожаной куртке сказал товарищу:

- Рулетку взял?

- Взял,- отвечал тот.

Хозяйка побледнела и, в растерянности оглянувшись на стоящий в дверях любопытный народ, попятилась к двери.

- Вот это было налетела...- сказал кто-то негромко в сенях.

- Теперь пропала.

Хозяйка еще тревожнее оглянулась в ту сторону, откуда было сказано, потом, как бы желая загладить свою вину, выразившуюся в намерении спросить мандат, сказала, обращаясь к молодому человеку в кожаной куртке, который был, очевидно, главным:

- Может быть, выслать народ-то, батюшка?

- Пусть остаются: чем больше народу, тем лучше. Меряй стену,- сказал он товарищу.

Тот размотал рулетку и стал мерить. Хозяйка со страхом смотрела на рулетку.

- В этом сундуке что у вас? - спросил главный.

- Белье, батюшка, тут ничего окромя белья нету...

- Откройте!

- Вот только еще мыла два кусочка положила вчера, да мучицы...

- Откройте! Сами увидим, что вы тут положили.

Хозяйка открыла сундук.

- А сахар зачем тут? - спросил, строго нахмурившись, главный.

- Да это я, батюшка, два фунтика положила от мышей.

- Когда положен?

- Вчера... нет, третьего дня.

- Меряй сундук,- сказал главный, обращаясь к товарищу с рулеткой. Тот удивленно взглянул на приказывающего, но сейчас же стал мерить, покрутив головой и сказавши про себя: "Черт ее что..."

- Кладовые показывайте!

- А сундук-то, батюшка, останется? - робко спросила хозяйка.

- Сундук при вас останется,- отвечал главный.- Можете его держать сколько угодно.

Пошли осматривать кладовые.

Осмотрели там два сундука, причем хозяйка все загораживала один. Но и его приказано было открыть. В сундуке был сахар, белая мука... Хозяйка, держась за сердце, стояла, побледнев, и ждала результатов.

Все затаили дыхание.

- Сейчас скажет "забирай",- и крышка,- послышался сзади голос соседки.Спаси, царица небесная...

- Ничего, это подходит,- сказал главный, закрывая крышку сундука.

Хозяйка торопливо подняла глаза к потолку и, облегченно вздохнув, перекрестилась.

- А этот обмеривать не будете?

- Нет, на глаз видно.

- Это, значит, ничего, батюшка, подходит? - спросила она робко, не потому, что не расслышала, а от радости, как бы желая показать, что она так чиста и невинна сердцем, что не боится переспросить.

И когда главный ответил, что подходит, она в приливе неудержимой радости почувствовала потребность уже самой показать даже то, чего и не спрашивали:

- Вот сюда, батюшка, вот еще сундучок осмотрите. Тут у меня посуда есть, серебро, только немного, конечно, что сама своими мозолистыми руками добывала.

- И это подходит,- сказал главный.

- Да к чему подходит-то, спроси,- сказал тихо сосед. Но хозяйка досадливо отмахнулась от него и опять украдкой перекрестилась.

- Господи батюшка, а уж мы так напуганы, все приходят какие-то неделикатные, каждый фунт сахару отбирают.

- После нас ничего уж не отберут. Держите все, что мы осмотрели, и никуда не прячьте и не перепрятывайте.

- Спасибо, батюшка.

- Благодарить не за что. Мы исполняем долг и только. Какие жильцы в квартире? Прислуга есть?

- Что вы, что вы, какая прислуга,- воскликнула испуганно хозяйка,- я всю жизнь своими руками...

- Ладно, сами служите?

- Нет... то есть да... У меня и все служат.

- Все?.. Значит, нетрудового элемента нет?

- Нет, нет, боже избави...

- Смотрите, приду завтра днем проверить. Если до пяти часов кто-нибудь дома окажется, тогда... Ну, все, кажется.

- Коза есть еще, батюшка.

- Коза не подойдет,- сказал главный, подумав.

- Отчего, батюшка... Все же держат... налог заплатила...- говорила, побледнев, хозяйка.

- Впрочем, все равно. Где она?

Осмотрели и козу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза