Читаем Рассказы полностью

- Против этого не говорят. А я к тому, что все-таки головы дурацкие: ведь вон рядом то пустой стоит, разломан наполовину, а он свежий давай разворачивать. Вот к чему говорят.

- А что тебе жалко, что ли? - сказал человек в пиджаке.- Наше дело поспевай ломать, а думать пущай другие будут.

- А как же с этими быть, что живут?

- Это уж их дело.

- Да, вот какие дела,- сказал человек в нагольном полушубке и пошел к воротам, в которых, кроме женщины в платке, стояло еще человек десять жильцов.- Вот что, вы собирайтесь, а мы пока над крышей тут будем орудовать.

- Что орудовать?.. Над какой крышей?..

- Над вашей, над какой же больше.

- Я говорил, даром смотреть не будут,- сказал старичок.

- А мы-то как же, ироды! - закричала женщина.

- Об вас разговора не было. Поэтому можете свободно располагать,- сказал, подходя, человек в пиджаке.

- Да чем располагать-то?

- А без задержки можете перебираться, вам задержки никакой, и ничего вам за это не будет.

- Какой номер дома велено ломать? - крикнул человек в рваном пальто, выбежавший из дома.

- Третий номер,- ответил человек в пиджаке и посмотрел на номер дома у ворот.

- В точку попал, как есть,- проговорил старичок, тоже посмотрев на номер и покачав головой.

- В общем порядке, в виду топливного кризиса приказано разобрать на дрова.

- А вы помещение нам приготовили?

Человек в пиджаке сначала ничего не ответил, потом, помолчав, проговорил:

- Это ежели всем помещение приготовлять, то дело делать некогда будет.

- Молчите лучше,- сказал негромко старичок, обращаясь к женщине,- а то хуже засудят. На нашей улице как только такие подъезжают, так все - кто куда. Дома, мол, нету. А там, когда выяснится, что ничего, объявляются.

К говорившим подошел еще один из приехавших в теплом пальто с порванными петлями и в валенках.

- Ну, чего ты, старуха, ну, пожила и довольно. Об чем толковать.

- Да куда же нам деваться-то? Как у вас руки на чужое-то поднимаются? Креста на вас нет.

- Да, неловко получается,- сказал человек в нагольном полушубке.- Мы, говорят, жильцов в другое помещение перевели. Вот так перевели: они все тут живьем сидят.

- А может, пройтить спросить.

- Ни к чему. Жалко, что вот ты уж очень набожная старуха-то,- сказал человек в пиджаке, обращаясь к женщине,- на чужое рука у тебя не поднимется, а то бы я тебя устроил.

- А что, кормилец? - встрепенулась женщина.

- Кто внизу у вас живет?

- Генерал бывший...

- Помещение просторное?

- Просторное.

- Ну, занимай, а там видно будет.

- Захватывай помещение! - торопливо шепнул женщине старичок, которая стояла неподвижно, как стоит курица, когда у нее перед носом проведут мелом черту.

Женщина вдруг встрепенулась и бросилась в дом.

- Что сказали? В чем дело? - спрашивали ее другие жильцы, но она, ничего не видя, пролетела мимо них наверх и через минуту скатилась вниз с иконой и периной в руках.

- Перины-то после перенесешь,- крикнул ей старичок,- полегче бы взяла что-нибудь, только чтоб место свое заметить.

Через полчаса приехавшие поддевали ломами железные листы на крыше, которые скатывались в трубки и, гремя, падали на тротуар. А внизу шла спешная работа: бросались наверх за вещами и скатывались вниз по лестнице в двери нижнего этажа мимо перепуганных, ничего не понимающих владельцев.

- Карежишь, Иван Семенович? - крикнул проезжавший по улице ломовой, обращаясь к работавшим на крыше.

- Да, понемножку. Из топливного кризиса выходим; умные головы начальство наше; вот хороший дом и свежуем.

- Ну, давай бог. Может, потеплей изделаете. А то эдакий холод совсем ни к чему.

- Черт знает что,- говорили мужики на крыше, работая ломами,- жили все по-хорошему, как полагается, и вдруг, нате, пожалуйста... А где людям жить, об этом думать - не наше дело. Ну-ка, поддень тот конец, мы его ссодим сейчас. Ох, и крепко сколочен, мать честная, он бы еще лет сто простоял.

- Построить трудно, а сжечь дело нехитрое.

Когда крыша была свалена, какой-то человек в санях, с техническим значком на фуражке, подъехал к соседнему старому пустому дому, вошел во двор, кого-то поискал, посмотрел, потом опять вышел на улицу и плюнул.

- Этим чертям хоть кол на голове теши! Ведь сказал, к двенадцати часам быть на месте.

Потом его взгляд остановился на сломанной крыше другого дома. Человек озадаченно замолчал и полез в карман за книжкой. Посмотрел в книжку, потом номер дома! И еще раз плюнул, пошел к работавшим.

- Вы что ж это делаете тут, черти косорылые! - закричал он на крышу.

Мужики посмотрели вниз.

- А что?..

- А что?.. Глаза-то у вас есть? Вы что же это орудуете? Какой номер вам приказано ломать?

- Какой... Третий,- ответил мужик в полушубке и полез в карман.

- Читай! - крикнул на него человек с техническим значком, когда тот вытащил из кармана полушубка бумажку и долго с недоумением смотрел на нее.

- Ну, третий, а тут какая-то буковка сбоку подставлена.

- То-то вот - буковка. Вот этой буковкой тебя... Сказано номер три-а, а ты просто третий полыхнул?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза