Рассказы

- Вишь, словно начальство какое... карандашом еще стучит,- говорили в дальнем углу.

- Привык командовать-то...

- У нас не покомандует,- сказал Андрюшка, сидя на лавке, спиной к столу, около Федора, которого он взялся караулить.

- Товарищи! - раздался опять твердый и спокойный голос от стола.

Некоторые голоса, как бы из протеста, продолжали говорить, но новый председатель земельного комитета постучал концом карандаша по столу. Все смолкло, и взгляды всех обратились к нему.

- Только и берет, дьявол, тем, что карандашом стучит,- проворчал кузнец.

- Товарищи! Предлагаю сосредоточить денежные поступления в руках какого-нибудь избранного вами лица, ответственного перед обществом. В случае же нежелательности лишних расходов я могу взять это на себя, представляя еженедельные отчеты.

- Прос...- сказал было Федор. Но карауливший его Андрюшка поспешно ткнул его кулаком в спину, и он, поперхнувшись, не договорил.

Рядом с Ломовым стал лавочник, и, так как кругом загалдели протестующие голоса, он взял из рук избранного председателя карандаш и постучал им по столу.

- Вот моду-то взяли окаянные,- сказал кузнец.

- Теперь окрутит этих остолопов,- лучше не надо.

- Вырвали бы у них этот карандаш-то.

- Я предлагаю просить товарища Ломова во избежание расходов принять это на себя. Кто за мое предложение, прошу поднять руки.

Все молчали.

- Пришел незнамо откуда, первый раз его видим и ему - денежные суммы,тихо сказал печник Иван Никитич, усмехнувшись и покачав головой.

- Прибегаю к поименному голосованию. Иван Никитич, ваше мнение?

Печник растерянно оглянулся.

- Что ж мое мнение. А мне нужно? Мне все равно, как другие...

- Значит, хотите просить товарища Ломова?

- Что ж, пущай,- сказал Иван Никитич.

И когда лавочник обратился к другим, он плюнул и отвернулся.

- На какие штуки пошли! - сказал он, обращаясь к шорнику,- поименное, говорит, голосование. Ведь он же, черт, видит, что я не согласен, так нарочно взял и прямо с меня начал.

- Оплетать умеют. Им обоим синюю куртку носить.

- В самый раз.

- Товарищи,- продолжал лавочник,- для сокращения ставлю для всех вопрос: кто против, поднимите руки.

Все молчали и сидели неподвижно.

- Единогласно...

И лавочник махнул рукой, как бы отрубив что-то.

- Объявляю собрание закрытым.

Все стали нехотя подниматься и расходиться.

- Попали...- говорили мужики, выходя.- И что за народ, бестолочь. Такого сукина сына на порог пускать было нельзя, а они его выбирают.

- Его бы, как он пришел, взять бы голубчика под ручки да в волость. Так и так, мол, товарищ волостной председатель, не угодно ли вам побеседовать.

- Насчет куртки порасспросить, почему она синяя,- добавил насмешливый голос.

- Вот, вот...

- Ах, черти бестолковые. Теперь засядет, будет нас гнуть да карман набивать, и ни черта с ним не сделаешь.

- Главное дело избран единогласно, вот что плохо.

ОБЕТОВАННАЯ ЗЕМЛЯ

Солнце еще не поднималось, а в лощине под деревней было пасмурно и сыро, а уж мужики выехали пахать и сеять - в первый раз на помещичью землю.

Сколько лет ждали ее, смотрели на нее и работали на ней, как на чужой, а теперь - своя.

Жалкое, изрезанное узкими полосками крестьянское поле, все изрытое рвами и промоинами, жавшееся по буграм, смотрело бедно и убого. А рядом с ним - целое, разделенное на большие участки,- свободное поле, точно обетованная земля.

В поле выехали все. Впереди молодежь, сидя бочком на лошадях с сохами на возилках, чертивших бороздочки на влажной утренней пыли дороги. За ними пожилые мужички и старики. Даже старушки - и те вышли в поле, захватив с собой какие-то узелки.

Поднявшееся над березовым леском солнце окрасило румяным светом березки на бугре и белые рубахи мужиков.

Даже старик Софрон, весь седой, шатающийся от ветра,- и тот вышел с палочкой, в белых онучах на иссохших ногах, посмотреть на землю.

Старики были не столько радостны, сколько серьезны и озабочены.

Земля лежала перед ними, с виду покорная, обещающая, но они хорошо знали эту покорность.

- Что-нибудь не потрафишь, вот и утрешься. Семена пропали.

- Очень просто. Ведь прежде, бывало, на свою-то землю и то разве с бухты-барахты выезжаешь?

- Да... Бывало, с поста еще начинают приготовляться, по приметам соображаться, когда пахать, когда сеять, а теперь вишь, вон, молодые-то: папироски закурили, шапки набекрень, и пошел с некрещеным рылом.

- Прежде без толку не делали,- сказал Софрон,- на всё дни знали счастливые. Одной воды святой сколько изводили.

- Это что там...

- Бывало, перед тем как сеять, старики недели за две выйдут в поле и все на небо смотрят...

- Галок считали? - спросили молодые.

- Галок... Посмотрят, а потом, как по писанному, все знают, когда сеять, когда что. А мы теперь что же - окромя понедельника и пятницы - тяжелых дней больше ничего не знаем.

- Да, на понедельнике с пятницей далеко не уедешь. А прежде и по понедельникам сев начинали: какой-то водой побрызгают, бывало,- готово. Сей и не сумлевайся. А то опять тоже на небо поглядят.

- Теперь на небо смотреть не любят. Они все думают силой взять. Не-ет, сколько спину ни гни, а ежели благословения на тебе нет, и не будет ничего.