Читаем Рассказы полностью

- А оттого, что все потакают. Стащишь его в волость, сутки там продержат и отпускают,- его бы сукина сына в строге сгноить, чтобы к чужому рук не протягивал,- сказал мужик с трубочкой.

- А вот подойдет съемка,- продолжал кашевар,- ведь сколько эти черти окаянные пожрут! Он налопается, это мало, да еще пойдет надкусывать да бросать.

- А там еще всякие кумовья будут приходить. Тому дай, другому дай, пропади они пропадом. У тебя, говорит, много. Из чужих рук всегда много кажется. У, сволочи, чтоб они подохли, господи батюшка, прости мое согрешение.

- Теперь, чем ближе к съемке, тем хуже,- сказал мужик с трубочкой.- Забор плоховат. При помещике, конечно, народ не такой разбойник был, а теперь нешто так надо огораживать? Вот капиталу нету. Мы уж гвоздей набили. Все какой-нибудь брюхо распорет, тогда другой раз не полезет.

- Да и собак хороших надо бы достать. Вот кабы таких раздобыть, как прежнего барина, вот тут и кумовья бы задумались в сад иттить яблок просить.

- Собака родства не знает,- отозвался прохожий, подмигнув.

- Пустить бы на проволоке через весь сад да в голоде держать, чтобы лютей зверя были,- вот бы тогда...- говорил кашевар с мечтательной улыбкой, грозя кулаком в пространство.

- Первый сорт был бы... Ну, прощевайте пока,- сказал прохожий и пошел.

Сначала около шалаша было тихо. Потом послышался крик:

- Ай-яй-яй, держи!..

За криком выстрел и бабий голос:

- Злодеи! Ироды! Когда на вас чума, на окаянных придет, чтоб вы околели!

И голос малого:

- Все кишки вам, дьяволам, выпотрошу. Охотники на чужое лезть.

А потом уже около шалаша:

- На бегу стрелял - ниже взяло...

СИНЯЯ КУРТКА

Перед самыми выборами в земельный комитет приехал какой-то человек в синей куртке и лаковых сапогах с большими усами и бритым круглым подбородком.

Он пришел на выборы в школу, и все, недоброжелательно косясь на него, спрашивали друг у друга:

- Чей-то такой?

- Да, говорят, Андреев сын, что выписался из общества лет двадцать назад и уехал в Севастополь.

- Кум из слободки его встречал там. Вроде как в жандармах, говорит, служил.

- Похоже на то. Куртка-то синяя.

- Там его знают, что он за птица, жить нельзя, вот он и прилетел сюда.

- Ну, да у нас долго не заживется.

- Много этих прощелыг шляется. Лучше бы ноги поскорей уносил отсюда.

Приезжий что-то говорил с лавочником, председателем совета, стоя у окна в передней части школы, где стоял стол для президиума совета. Все молчали и следили за ним подозрительными и недоброжелательными взглядами.

- По усам видно, с какого чердака кот,- сказал кто-то.

- Главное дело - куртка синяя. Синего сукна, окромя жандармов, никто не носил.

- Петлички спорол и думает провести. Нет, брат, не на простачков напал.

Вдруг все повернули головы: к председательскому столу подошел незнакомец, постучал карандашом, как бы требуя тишины, и с минуту постоял в ожидании полного успокоения, посмотрел рассеянно на отдушник, на стенные часы, потом на свои часы, вынув их из жилетного кармана.

Наступила полная тишина. Взгляды всех обратились на незнакомца.

- Ровно к присяге собрался приводить,- сказал сзади негромкий голос: взять бы его да от стола в три шеи...

- Товарищи! - раздался громкий, спокойный и уверенный голос незнакомца,- я потребую на пять минут вашего внимания, и затем мы приступим к выборам.

Задние толпой подвинулись вперед и тесным полукругом без шапок, как перед чтением манифеста, остановились перед столом.

- Я здесь родился, вырос, ваш земляк и вот теперь приехал поработать на родине. В такое трудное время каждый обязан.

- Бреши, бреши...- сказал сзади негромко кузнец.

- Принимаете вы меня в свое общество?

Мужики хотели было промолчать, но так как незнакомец, говоря это, остановился взглядом на Федоре, стоявшем в полушубке с прорванным плечом, тот, почти против воли, потому что как-то неловко было не ответить, раз к нему обращаются, сказал неохотно:

- Что ж, милости просим.

- Отчего же не принять...- сказали остальные уже совершенно против воли и только потому, что один сказал и молчать было неудобно. Даже кузнец, который от печки в ярости погрозил кулаком Федору, и тот сказал:

- Очень даже рады будем...

- Вот у вас затевается земельный комитет. Дело для вас новое, и я не откажусь помочь.

- Убирайся ты к черту лучше, пока есть время,- проворчал опять кузнец так, что ближние оглянулись на него.

- Много таких помощников...- сказал угрюмо печник, обращаясь к шорнику, с которым они оба жались на уголке лавки.

Рядом с незнакомцем стал лавочник.

- Предлагаю собранию кандидатуру товарища Ломова на должность председателя комитета.

- Просим...- неожиданно вырвалось у Федора, и он, испуганно оглянувшись на кузнеца, махнул рукой и сел на дальнюю лавку.

- Вот дьявол-то! - сказал кузнец и почти со злобой крикнул:

- Просим.

Федор со своей лавки увидел уже несколько кулаков.

- Его с первого слова надо бы по шеям отсюда гнать, а они голос за него подают,- сказал шорник печнику, который совсем нехотя сказал свое "просим" и теперь с ненавистью поглядывал на Федора.

- Да что ж там говорить: синяя куртка, дело ясное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза