Читаем Рассказы полностью

- Чистоту соблюдают, чтобы эти не разводились,- сказал нерешительно портной.

Коновала даже передернуло, как будто дотронулись до больного зуба:

- Кто эти?

- Козявки,- сказал портной.- У каждой болезни свои козявки.

Коновал плюнул и стал мрачно себе набивать трубку. Этим дуракам, что ни скажи - все ладно. Вот и ломают перед ними комедию: ручки помоют, фартучек наденут и про козявок наговорят с три короба.

- Насчет чистоты это верно,- сказал печник, улыбнувшись, и покачал головой.- Был я в городе в больнице, рассадил себе на базаре руку вилами. Пошел... Так они - первое дело - мыть. Один раз вымоет, ваткой оботрет, потом опять давай сначала.

- А себе руки мыл? - спросил коновал.

- Мыл, мыл, как же. И перед этим и после этого,- сказал печник,- ровно ты не человек, а обезьян какой-нибудь.

- Ну, вот. Прежде лечили - очков этих не втирали. Бывало, фершел Иван Спиридонович,- с боком или поясницей придешь к нему,- так он рук мыть не станет или ваткой обтирать, а глянет на тебя, как следует, что мороз по коже пройдет, и сейчас же, не говоря худого слова,- мазать. Суток двое откричишься и здоров. А ежели рано кричать перестал, опять снова мазать.

- Здорово драло?

- Здорово...- неохотно отозвался коновал,- ежели бы такого вот стрикулиста, что теперь в городской больнице орудует, промазать как следует, двух дней бы не выжил. Уж на что мы крепки были, а и то...

- Да, это здорово.

- Прежде денег даром не брали.

- А вот глухой у нас был,- сказал печник,- вот работал-то - страсть. Не слыхал ни черта. Это что ты ему там про свою болезнь говоришь,- как в стену горох. Да он, если бы и слышал, так все равно бы слушать не стал. У него своя линия. Все, бывало, шепчет что-то. И столько ж он всякой чертовщины знал, заговоров этих! Ты что-нибудь ему поперек дороги пошел, а там, глядишь, по всей деревне червяк сел на капусту, или саранча полетела. Бывало, молебнов двадцать выдуем всей деревней, покамест остановим. Либо выйдет ночью за околицу, шепчет что-то, а наутро лихоманка начинает всех трясти. Вот какие люди были.

- Да, не осталось уж такого народу,- сказала со вздохом старушка Марковна.

- Верить перестали.

- В одно верить перестали, их на другом поймали,- отозвался коновал.- Им бы теперь только чтобы все по-ученому было, а что там в середке, об этом разговору нет. Заместо лекарства капсульки какие-то пошли. Хоть ты их горстями глотай,- ничего не почувствуешь.

- Верно, верно,- сказал печник.- Да вот далеко ходить незачем: моя старуха намедни пошла в больницу, ей там каких-то каточков дали. Так, маленькие - с горошину. Разгрызешь его, а там вроде как зола с чем-то.

- Небось все поела? - спросил, покосившись, коновал.

Печник осекся.

- Нет, штуки три съела и выбросила. Ни шута толку. "Лучше бы,- говорит,- я к Петру Степанычу добежала".

- А отчего же не добежала? На чистоту позарилась?

- Нет, побоялась, от мази кричать дюже будет.

- Нежны очень стали. Хочуть, чтоб я лечил и чтоб без крику обходилось. Через что у тебя болезнь-то будет выходить, коли ты кричать не будешь? Об этом ты не подумал?

- Да, это хоть правильно...

- То-то вот - правильно. Покамест с тобой говоришь, у тебя правильно, а как отвернулся, так опять черт ее что. За больницу кто руку в совете тянул?

- Да это что ж, не я один, там все поднимали,- сказал печник.

- Значит, и все дураки непонимающие. Прежде ребят крапивой драли до самой свадьбы, а теперь они над вами командуют. Оттого у вас и козявки разводятся. Прежде об них и слуху не было. А как только вот эти стрикулисты в фартучках да в очках появились, так и козявки откуда-то взялись. Фартучки да очки есть, а лекарства настоящего нету. Прежде какие мази были! Человека с ног валили, а не то, что козявок. А теперешние и козявки не свалят. Какое же это лекарство, когда в нем силы нету? А уж туману, туману...

- Уж это покуда некуда,- сказал печник.- Намедни кузнец ходил в больницу, кашлял дюже. Пришел. "Плюнь",- говорят; "хорошо, отчего же, можно",- плюнул. А они потом давай в стекла рассматривать.

- Козявок искали,- негромко сказал портной.

Коновал подавился дымом.

Все некоторое время молчали.

Потом портной спросил:

- Ну, а насчет наших как, Петр Степаныч, поправятся?

Коновал в это время выколачивал о бревно трубку; выколотив и почистив ее гвоздиком, он сказал:

- Как кричать кончут, тогда еще приди.

ВРЕДНАЯ ШТУКА

Около шалаша в бывшем помещичьем саду сидели мужики, арендаторы нынешнего урожая, и варили себе кашу с салом в закопченном котелке, висевшем в ямке над огоньком.

- Новым хозяевам мое почтенье! - сказал проходивший по дороге мужичок с палочкой, останавливаясь и снимая лохматую шапку.

Все тоже сняли шапки.

- Что, в собственность к вам отошел? - спросил прохожий, кивнув головой на сад и садясь на перевернутый яблочный ящик.

- Нет, в аренду взяли,- отвечал мужичок, набивавший трубочку.

- Собственность эту теперь прикончили,- сказал другой, сидя на корточках перед котелком с ложкой наготове, чтобы снять накипающую пену, когда начнет уходить через край.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза