Нюкжин неспешно пил чай. Понимал: обратный путь, хоть и скоротечный, но по проходимости еще сложнее. Медлил, словно собирался с духом и не мог собраться.
"Что ни говори, – думал он, – а возвращение в Средне-Колымск – сбой в работе. Не просто потеря времени, а сбой! Все с начала! И какие еще сюрпризы поджидают их в Средне-Колымске? Один Степан Донилин может сотворить такое, что трех Сер-Серов против него окажется мало!"
Посмотрел на Степана: ну, конечно! У того уже нос по ветру – запахло "родимой". Поднялся, расправил плечи: "Что засиживаться? Не в Академии наук!.." И Виталий: "Раньше отужинаем, раньше выедем!"
Он и Донилин сейчас как закадычные приятели: вода, дрова, костер – без напоминаний! И смотрят празднично!
Только Кеша не суетливый. Но и он словно прикидывает: что там впереди?
Вышли по "холодку", когда солнце стояло над горизонтом. Вездеход шел напористо, как танк. Покачивало на кочкарнике, потрескивал валежник, но чаще под гусеницами хлюпала вода. Казалось бы они шли знакомыми местами, пройденной дорогой. Но, нет! Ничего похожего! Там, где лежали болота, стояла вода. Там, где рос лес, раскинулись мари. Там, где тянулась их колея, текли ручьи.
Когда они ехали к Дьяске, колея оставалась сзади, они почти не видели ее. И грунт был еще мерзлым, прочным. А теперь он оттаял и колея стелилась перед ними пунктиром рваной искалеченной земли, напоминала: Да! Они прошли здесь! Но как безжалостно! На мерзлоте рванины зарастают не скоро! Ох, как нескоро!
А вездеход по-прежнему мчался на скорости по болотам, по кочкарнику, по созданным им самим водотокам. Виталий беспрекословно повиновался движению указующей руки. Его сосредоточенное лицо выражало неколебимое желание вырваться отсюда как можно скорее.
"А раньше смахивал на манекен", – неприязненно подумал Нюкжин, будто исключительно Виталий был повинен в том, что вездеход коверкал землю.
Ехали допоздна, не могли выбрать место для ночлега. Наконец, остановились. Развели костер. Поужинали. Палатки не ставили, заночевали как у Черного бугра. На следующий день проехали уже часа три, как вдруг сверху опустилась рука. Виталий остановил машину, словно наткнулся на стену.
– В чем дело? – высунулся Нюкжин.
– Яма! – Физиономия Донилина светилась радостной улыбкой. – Наша! Может искупаемся?
Действительно, там, сбоку, ниже бугра, который они пересекали, виднелась вдрызг развороченная земля и в самой середине – маленькое круглое озерко, вроде воронки, заполненной мутной буровато-желтой жижей.
Всего двести-триста метров в сторону.
– Шутки у тебя! – сказал Нюкжин.
Вид развороченной, истерзанной земли производил поистине удручающее впечатление.
– Вперед, Славяне!
Донилин командовал, как ни в чем ни бывало.
Вездеход снова заклокотал и рванулся, словно безнадежно опаздывал. И снова, часа через два, повелевающая рука остановила его.
Кеша сам свесился к дверце.
– Карабин! Скорее!
Нюкжин еще не успел до конца осмыслить в чем дело, как Кеша вытянул из кабины карабин. В кустах, сбоку от вездехода стояла горбоносая буро-рыжая сохатуха. Она без страха смотрела на машину, даже сделала шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть диковину.
Люди уже давно приметили: животные не боялись вездехода. Скорее, он вызывал их любопытство. Не отпугивали даже запахи железа и бензина. А появление человека немедленно обращало их в бегство. А еще говорят – неразумные существа!
И сейчас, чуткая скотина, уловив подозрительное движение, попятилась и скрылась в кустарнике. Донилин "послал" ей вслед, а у Нюкжина настроение сразу улучшилось. Хоть тут они не согрешили. Сохатуха могла быть с детенышем. И охота на них весной запрещена. К тому же появление в Средне-Колымске с сохатиным мясом могло не остаться незамеченным. Егоров однажды заплатил штраф шестьсот рублей. Судился. Доказывал, что в экспедиции есть лицензия. Ничего не помогло.
– Может догоним? – в азарте, но без надежды спросил Кеша.
– Нет, – сказал Нюкжин. – Бензина в обрез. А купаться надо было в нашей луже.
Кеша намек понял.
– Поехали! – сказал он, успокаиваясь.
Вездеход вновь рванулся вперед, сначала по целине, а потом опять по колее, разбрызгивая воду, разрабатывая промоины. Колея выныривала из болот, вываливала из-за бугров и стелилась,.. стелилась под гусеницы, жертвуя собой во имя нетронутых просторов. Но она и угрожала: "Я еще покажу Вам!.. Покажу!.."
И на третий день "случилось"! Вездеход шел по старому следу. Однако грунт сильно размок, а колею промыло настолько, что машина, в конце концов, оказалась на брюхе.
Вылезли. Размяли ноги. Осмотрелись.
– Ерунда! – сказал Кеша. – На полчаса работы.
По бортам вездехода держали притороченными два бревна, чтобы не бегать лишнего. Одно из них быстро отвязали, закрепили тросами, зацепили тросы за траки. Действовали споро. Во-первых, не в воде. Та, что хлюпает под ногами, не считается. Во-вторых, сноровка.
Но у Нюкжина уже четко обозначилась мысль: "Здесь надо работать на вертолете! Только на вертолете! Тогда и природа будет в сохранности, и охват бурением шире и проще.