Рассказы геолога

Однако легко сказать: "на вертолете!" Где их взять, когда даже вездеход еще и по сей день считается у геолога великим благом. И все же, если смотреть вперед, то только вертолетом!

В восьмом часу вечера прошли мимо сарая на Черном бугре.

"Вот тебе и "здрасте"! – подумал Нюкжин. – А полагал, что не увидимся".

Вскоре показался и Средне-Колымск. Виталий сбросил скорость, аккуратно провел машину по улице и вывел ее на берег Колымы. Река широко несла мутные воды, их уровень оставался еще высоким. У причала покачивался буксирный катер с баржонкой, у кромки реки лежали привязанные железными цепями лодки. По Колыме, преодолевая могучее течение, поднимались две самоходки: сухогруз и танкер. Они спешили по высокой воде из Черского в Зырянку.

Виталий привычно завел машину за ограду, во двор домика бакенщика, родственника Кеши, где она зимовала. Он еще только устанавливал вездеход, Кеша еще только поздоровался с хозяйкой – как раз к баньке – как Донилин сказал:

– Начальник! Что там, сзади?

– Где?

Нюкжин оглянулся, но ничего не увидел.

– Ну, как же! – настойчивость Донилина настораживала. – Там же б у т ы л к а  стоит.

Кеша нагнул голову, пряча улыбку. Но Нюкжин понял: слово не воробей! Особенно слово начальника. Обещал – выполни! Хотя, конечно, обещать Степану бутылку не следовало.

А Донилин продолжал, словно речь шла о самом обычном.

– Банька, она что? Тело очищает. А тут внутри накопилось.

– Что накопилось-то? – поинтересовался Нюкжин.

– Накопилось! – убежденно повторил Донилин.

Нюкжин посмотрел на часы.

– Так закрыто сейчас.

– Я достану, – вступил Кеша.

Для него проблем не существовало. Он свой, местный.

Деться было некуда.

– Ну, обложили. Как медведя.

Нюкжин достал из нагрудного кармана деньги и протянул Кеше двадцать пять рублей.

– Возьмите коньяк.

– Ну его! Лучше беленькую! – вмешался Донилин. – Я с тобой пойду.

 Степан и Кеша ушли. Да и что обсуждать с начальником? Его надо слушаться или не слушаться!

 Виталий в разговоре не участвовал. Он казался странно задумчивым. Но, как только Донилин с Кочемасовым отошли, сказал:

– Иван Васильевич! Я работать дальше не буду.

– То есть, как? – удивился Нюкжин.

– Имею право! – не отводя взгляд, сказал Мерипов. – Голос его звучал упрямо, но спокойно. Чувствовалось, что все продумано и никакими доводами его не сдвинешь. – Вот заявление. За две недели, как положено. И потом, мне полагаются отгулы за сверхурочные… – и повторил упрямо: – Имею право!

– Но в Зырянке Вас ждут. Сорвется бурение! Вы подводите всю экспедицию!

Его глаза смотрели холодно, спокойно, без сочувствия. Чужие глаза.

Нюкжин умолк. С юридических позиций Мерипов был обескураживающе прав. И заявление об уходе за две недели! И отгулы за переработанное время. Ему нет дела, что законодательное положение о восьмичасовом рабочем дне совершенно не подходит к работе геологов. Ну кто при таком коротком полевом сезоне, да еще когда солнце светит все двадцать четыре часа в сутки, будет работать "от" и "до"? Кто прервет дальний маршрут на пол дороге, потому что истекло положенное время?! Они действительно работали без выходных и не по восемь, а по двенадцать и даже по четырнадцать часов. Но их торопила распутица. И кто знает, пройди они на неделю дольше, не нахлебались бы вдвое, втрое? Выбрались бы к Средне-Колымску? Но даже не в этом дело. Почему не сработать с полной отдачей? Почему не сделать больше, быстрее, если есть возможность и желание. А ведь они работали с желанием, никто их не заставлял. Донилин пробурил девятнадцать скважин, вместо двенадцати по плану. Это их общий успех. Они все испытывают удовольствие, как футбольная команда, выигравшая ответственный матч!

– Я не футболист! – ответил Мерипов.

Если бы Виталий сказал, что ему трудно, что здесь не то, о чем он мечтал, что ему не интересно, Нюкжин просто по-человечески мог бы его понять. Но Мерипов ничего такого не сказал. Он "имел право"! И точка! От его слов веяло таким безразличием, таким бездушием и бесчеловечностью, что говорить с ним не хотелось. Мерипов был сейчас не просто чужой, не просто несимпатичен. Он был враждебен ему, Нюкжину.

Но Мерипов расценил молчание начальника по своему: дело решенное, разговор окончен. Он повернулся и пошел прочь от Нюкжина, с которым еще час назад делил место в кабине вездехода.

Кочемасов и Донилин вернулись быстро. Поначалу Нюкжин подумал, что они ничего не достали, поскольку магазин все-таки закрыт. Но ничего подобного! За спиной Кеши горбатился рюкзак. Донилин вытащил из карманов две бутылки и Кочемасов одну.

– Не много? – мрачно спросил Нюкжин.

– Еще не хватит, – пообещал Донилин.

Нюкжин покачал головой, но, как говорится, "поезд ушел"!

Кеша хозяйственно вынул из рюкзака буханку свежего хлеба, какие-то консервы и банку красных консервированных болгарских томатов, что само по себе уже выглядело роскошно. Из вездехода принесли мешок с остатками картошки. Двадцать килограммов картошки и пятнадцать килограммов репчатого лука Нюкжин вез с Большой Земли как деликатес, который расходовался очень экономно.