Рассказы геолога

– Да не жалейте. Шабашник он, а не работник.

– Нет, – поправил его Нюкжин. – Он не шабашник. Он – бич!

– Ну, что Вы? – удивился Кеша. – Бич же пропащий человек. Тунеядец и алкаш. Непременно.

Их сочувствие успокаивало, возвращало уверенность в людях. А главное, конфликт притих.

– А Мерипов разве не пропащий? – уже спокойно, но грустно сказал Нюкжин. – Лишить себя радости труда, общения с людьми, с природой!.. Знаете, как расшифровывается слово бич для таких, как Мерипов?

– Не… – заинтересовался Донилин.

– По буквам: Бывший Интеллигентный Человек!

Нюкжин горько усмехнулся, стыдясь за интеллигентного человека, хотя и бывшего.

– Иван Васильеввич! – вдруг сказал Кеша. – А Вы дадите мне рекомендацию? Осенью в члены будут принимать.

Даже Донилин затих от такого вопроса.

– Может и не надо за столом, но в другой раз я не насмелился бы… А мне лестно от Вас получить.

Не насмелился! Это Кочемасов, от одного взгляда которого Мерипов съежился тогда, с иконой, и пошел на попятную.

У Нюкжина от волнения перехватило голос.

– Кеша! Ну, конечно!…

– Значит, дадите. Спасибо! Я все думал – как спросить? А оно вон как! Просто!  Нюкжин взял стакан Степана и плеснул символически себе на донышко.

– За тех, – сказал он, – для кого высокий закон – надо! Кто не стремится купить счастье за рубль! Кто всегда рядом!.. За Вас!..

– Вперед, славяне! – обрадовался Донилин.

– Ты-то хоть не огорчай меня, – попросил Нюкжин.

– Я? – удивился Степан. – Ни за что!

Кеша посмотрел на них и тоже плеснул себе немного. И они чокнулись, словно клялись: все, что говорил Иван Васильевич, верно и незыблемо!

А утром Донилин пропал… Вышел в туалет и сгинул. И Нюкжин, одновременно с тревогой за него, ощутил и подобие раскаяния. Надо было удержать Степана вчера, а получилось, что они сообщники. Но легко сказать "удержать"!

Мерипов с утра молча привел вездеход в порядок, помыл его, почистил мотор. Он действовал буднично, словно и завтра будет делать то же самое, и послезавтра. Но глаза прятал, не оставляя даже шанса на надежду. Кочемасов нашел старшину катера, договорился о переправке вездехода на барже в Зырянку. Неоценимый человек Кеша Кочемасов!

Днем Нюкжин отправил Сер-Серу телеграмму. Сообщил о прибытии, об аренде баржи, о том, что с отправкой вездехода лишается транспорта, не на чем будет привезти имущество на взлетную полосу. Просил срочно прислать вертолет.

И еще он сообщил о заявлении Мерипова – увольняется!.. Дописывая телеграмму, недобро подумал, что теперь его черед прибавить Фокину хлопот. В середине сезона достать вездеходчика, все равно, что зимой цветок из под снега. Ну, да Фокин вывернется!

Пошлет первого попавшегося. Нюкжин вспомнил молоденького шофера, разыскавшего его в то утро на берегу Ясачной, – конечно, его и пошлет! Хлебнуть придется и пареньку, и тем, кто с ним будет работать. Но, надо! Фокин, может быть, чаще других сталкивается с необходимостью не подкрепленной возможностями. Вот и сейчас: Нюкжин просит вертолет срочно! А где его взять?

Но Фокин ответил оперативно: "Борт завтра…"

И опять Нюкжин удивился – Что это? талант?… или случайность?… Или закономерность?!

На следующий день вездеход с утра подошел к летному полю, там, где оно подступало к берегу Колымы. Втроем – Кеша, Нюкжин и Мерипов – выгрузили часть имущества и образцы.

Наступила "мертвая" пауза. Катер еще не подчалил, вертолет не прилетел. Тревожно отсутствовал и Долинин.

Нюкжин хмурился. Он видел в Степане жертву войны и сочувствовал ему. Детство в оккупации. Голодное существование. Безотцовщина. До учебы ли? Выжить – вот главная проблема его детства. И он выжил. Но где-то задержался. И – водка! Она мешала нагнать упущенное, лишала человеческого достоинства.

Но даже в пьяном виде Донилин оставался для Нюкжина человеком. Он послал Кешу найти Степана.

– Пусть едет на катере. Перед Зырянкой ему лучше проветриться. А Вы полетите вертолетом.

Кеша покосился на Нюкжина – начальник брал на себя большую ответственность. Но ничего не сказал. Степану действительно необходимо проветриться. А Нюкжин подумал: по крайней мере образцы долетят с Кочемасовым в полном порядке.

Подчалил катер с баржой. Под команду старшины наладили деревянные мостки. Мерипов аккуратно завел машину на палубу и стал крепить тросами, чтобы не сползла при качке.

Кеша привел Степана. Нюкжин взглянул на него и вздрогнул. За какие-то сутки Донилин изменился до неузнаваемости. Рыжая щетина снова густой ржавчиной облепила щеки, губы, подбородок. Плечи опустились, словно никогда и не было в них работницкой силы. Глаза выпуклые, незрячие. И только походка… Кто не знал Донилина не сразу бы определил, что его вело не столько зрение, сколько инстинкт. Войдя в рубку, он сел на рундук, обвел все невидящими глазами, и, ни слова не говоря, завалился на бок, лицом к стенке. Заснул он, как показалось Нюкжину, раньше, чем голова коснулась ложа. "Очищенный" организм, видимо, очень даже хорошо способствовал сну.

Нюкжин попросил старшину катера:

– Пожалуйста, присмотрите за ним.