Рассказы и повести

Летчик стоял и слушал, заражаясь и заряжаясь Танькиной песней, потом не выдержал, взял трубу, освободил ее от чехла, вскинул к губам. Замер так на короткое мгновение и осторожно включился в песню как второй голос: негромко и вкрадчиво.

Из соседних купе стали сходиться люди. Останавливались молча, и лица у всех становились похожими.

Чиж смотрел и слушал и не верил своим глазам и ушам.

- Нет... - сказал он себе. - Этого не может быть...

Поезд влетел в сумерки, и все предметы за окном слились в одну сплошную черноту.

Танька и летчик сидели за столиком вагона-ресторана. Народу было немного. На столе уютно светила настольная лампа. Стояли бутылка шампанского, фрукты, мороженое, шоколадные конфеты с орешками. Просто шикарная жизнь. Жаль, что никто не видел. Из своих мог видеть только Козлов из девятого "Б", но Козлов не в счет.

Все было как в мечте, но чего-то не хватало. Если бы понять: чего...

- А вы тоже на смотр едете? - спросила Танька.

- Нет. Я не народный талант. Я профессионал, - объяснил летчик.

- Значит, я вам зря тыкву забивала...

- Если бы не твоя тыква, пахать бы мне синее небо над Верхними Ямками. Ты меня просто спасла.

Танька сморгнула. Она ничего не поняла.

- Когда я падал, то пережил такой ужас, что, пройдя через него, понял: мне уже ничего не страшно. Оказывается, боязнь высоты можно вылечить только падением... Клин клином.

Танька слушала, смотрела на летчика. Он был красивый, но чужой. Ни приласкать, ни обозвать, и говорит как-то непонятно, как болгарин из Варны. Слова, конечно, разобрать можно, но надо напрягаться, и удовольствия от беседы никакого.

- Значит, в отпуск? - спросила Танька.

- Домой. В Москву. Навсегда.

- Вас выгнали?

- в общем, выгнали, но это уже не имеет значения. Зачем мне теперь эти Бересневка, Лещевка, Глуховка?

- А чем у нас плохо? - обиделась Танька.

- Да нет. У вас очень хорошо. Но я больше не хочу быть летчиком в Верхних Ямках. Я хочу быть музыкантом в Москве. У каждого человека свое место в жизни и свое назначение. Разве не так?

Танька нажала кнопку на настольной лампе. Лампа потухла. И тогда за окнами обозначилась луна. Понеслась за поездом.

- Не знаю, - задумчиво проговорила Танька. - Это пусть надстройка думает. А мы базис. Мы людей хлебом кормим.

Летчик разлил шампанское. Поднял свой бокал. Ждал.

Танька тоже подняла бокал. Чокнулись. Звук получился глухой.

Выпили. Танька зажмурилась.

- Вкусно? - спросил летчик.

- В нос шибает.

- Ешь. - Летчик подвинул яблоки.

- У нас свои есть, - гордо отказалась Танька.

- Спасибо тебе! - с чувством сказал летчик.

- За тыкву?

- За твою любовь.

Танька вернула бокал на стол.

- Чего? - переспросила она, хотя все слышала.

- Я сначала не понимал, что это ты за мной носишься и меня истребляешь. Я думал, ты просто ненормальная. А потом мне этот "золотоискатель" глаза раскрыл. Знаешь... я много думал: когда чего-то очень хочешь и все время об этом думаешь, то желание из духовной силы превращается в материальную. Понимаешь?

Танька не ответила. Нажала кнопку, зажгла лампу. Луна за окном исчезла, но зато в стекле обозначились Танька и летчик, друг против друга, красивые, как в индийском кино.

- И любовь, если, конечно, она настоящая, неистовая, она делает чудеса. Это не слова. Действительно чудеса. Я это понял. Она исправляет ошибки природы. Переписывает на ладони линии судьбы.

Летчик протянул Таньке свою ладонь и коснулся пальцами ее руки.

Танька поглядела на ладонь, потом подняла на летчика глаза грустной Весны и спросила:

- А ведь правда Мишка дурак?

- Какой Мишка? - не понял летчик.

- Мой Мишка.

- А... белобрысый такой? - вспомнил летчик. - Да, странноватый парень. Заявил в милицию, что это он подстроил аварию. Мне Ефимов звонил. Сверял факты.

- Когда? - оторопела Танька.

- Позавчера.

- Это не может быть. Позавчера он на Землю ФранцаИосифа уехал.

- Он в Верхних Ямках. В кутузке сидит. Ему десять суток дали и наголо обрили.

Танька резко вскочила из-за стола. Бутылка опрокинулась и окатила летчика полусладким шампанским.

- Ой! - сказал летчик.

- Ой! - смутилась Танька. - Извините, пожалуйста.

Сержант Ефимов спал на диване, обтянутом дерматином. Проснулся он от стука.

Ефимов сел, зевнул. Поглядел на дверь.

Постучали настойчивее.

- Иду! - крикнул Ефимов. Отодвинул защелку.

В дверях стоял наголо остриженный Мишка. Без волос он сильно помолодел и выглядел тринадцатилетним подростом.

- Подъем! - скомандовал Мишка. - Пошли!

- А который час? - спросил Ефимов.

- Самое время, - строго сказал Мишка. - Пока нет никого. - Он направился в угол и взял метлу.

Ефимов посмотрел на часы и заканючил:

- Пять часов всего. Еще час спокойно поспать можно.

- Нечего, - отрезал Мишка. - Тут не санаторий.

Вышли. Милиционер запер милицию.

- И чего прячешься? - недовольно сказал он. - Все равно все знают.

Солнце только что вышло на работу. Было тихо.

Пустой базар, деревянные ряды и даже запыленные огрызки арбуза - все было красиво.

Мишка подметал, вздымая пыль. А Ефимов сидел на пустом ящике и руководил.

- Даты не маши, как косой. Только пыль поднимаешь. А грязь остается.

Мишка не обращал внимания.