Рассказы и повести

Карцева беспомощно посмотрела на Оболенцева, наморщила и без того морщинистый лобик.

– Не то третьего дня, не то неделю назад…– пыталась вспомнить она.– Мне нянечка помогала писать… А главврач поставил печать…

– Ваш сын знаком с завещанием?

– Что вы! Конечно, нет! Я ничего не сказала ему… Зачем огорчать Виталика? Он меня любит, как ни один, наверное, сын… Я просто передала ему конверт с завещанием…

– Конверт был запечатан?

– Запечатывать?– удивилась старушка.– Это дурной тон. Виталик хорошо воспитан и никогда не станет интересоваться тем, что написано в чужих письмах… Когда бог приберет меня,– вздохнула Анна Викентьевна,– тогда он уже поневоле ознакомится…

Врач сделал Оболенцеву знак – пора кончать.

Следователь завершил допрос. Старушку повезли в палату, а Оболенцев зашел к главврачу. Тот подтвердил, что Карцева действительно составила завещание, а он заверил его гербовой печатью.

– Когда это было?– спросил Геннадий Андреевич.

– Двадцать четвертого мая.

«За день до исчезновения колье»,– отметил про себя следователь.

То, что он узнал от Анны Викентьевны, лишний раз подтверждало его догадку.

Отправляясь в Киров, Оболенцев сказал инспектору Журу:

– Вот что, Виктор Павлович, «сфотографируйте» три дня из жизни Карцева…

– Какие именно? – спросил лейтенант

– Двадцать четвертого, двадцать пятого и двадцать шестого мая…

Я уезжал на совещание в Москву и вернулся через четыре дня. Авиарейс был последний, мы приземлились за полночь. А утром, не успев по-настоящему отдохнуть с дороги, я явился на работу.

В приемной меня уже ожидали следователь горуправления внутренних дел майор Оболенцев и инспектор угрозыска лейтенант Жур. Судя по выражению их лиц, им было что сообщить мне.

Я пригласил обоих в кабинет

– Можно вас поздравить?– спросил я.

– С поздравлениями, Захар Петрович, давайте немного повременим,– сказал следователь.– Я суеверный. Но…– Он показал на инспектора.– Сначала, если вы не возражаете, послушаем Виктора Павловича.

Тот, проникнувшись, видимо, важностью момента, откашлялся и солидно начал:

– Так как вы, товарищ прокурор, в курсе, отдельные детали я опущу. Постараюсь коротенько. Сами поймете, что и почему интересовало нас с Геннадием Андреевичем… Или лучше подробнее?

– Главное, доходчивее,– улыбнулся я.

– Это само собой,– кивнул Жур.– Плясать мы решили от того дня, когда мамаша Карцева, Анна Викентьевна, передала сыну конверт с завещанием… Это случилось двадцать четвертого мая… Вернулся Виталий Васильевич из больницы около семи вечера и долго не мог уснуть. Сильно взбудоражило ею что-то. Ходил по комнате, смолил одну сигарету за другой… А причиной бессонницы и глубоких раздумий было то, что он ознакомился с завещанием…

– Откуда известно, что ознакомился?– спросил я.

– На листе бумаги с текстом завещания обнаружены его отпечатки пальцев,– ответил Жур.– Вот вам и благородное происхождение, вот вам и отличное воспитание… Залез-таки в конверт… И вдруг читает, что «Гришкино» колье завещано музею… Карцев, видимо, надеялся заполучить его после смерти матери…

– Простите,– вмешался в рассказ Жура Оболенцев.– Понимаете, Захар Петрович, кое-какие события мы, естественно, додумали сами. Опираясь на факты.

– Ясно,– кивнул я.– И все же… Как узнали, к примеру, про бессонницу и что курил много?

– Соседка Карцева, уже известная нам Казначеева, показала: почти до рассвета топал по квартире,– объяснил инспектор.– Ей через стенку здорово слышно… А насчет курева… Утром к Карцеву зашел студент-заочник юрфака, некто Сеня Барашков. Клиент, так сказать, Виталия Васильевича…

– В каком смысле?– не понял я.

– Карцев пишет ему контрольные и курсовые работы… Плату берет коньяком,– без тени улыбки сказал лейтенант.– Так вот: утром двадцать пятого мая Барашков застал Карцева мрачным и невыспавшимся. В пепельнице – гора окурков… Причем студента этого вызвал по телефону сам Виталий Васильевич и попросил принести бутылку армянского. В долг, за написание следующей курсовой работы…

– Впервые в долг,– заметил, улыбаясь, Оболенцев.– В этом отношении Карцев всегда был щепетилен: принимал плату от Барашкова только в том случае, если оценка была не ниже тройки…

– Да, здесь он аристократ, ничего не скажешь,– развел руками Жур и продолжил: – Что делал Карцев двадцать пятого мая до вечера, то есть до семнадцати часов, особого интереса не представляет. А в пять, когда он готовился пойти в больницу к матери – варил бульон, кипятил молоко и так далее,– раздался звонок в дверь… На пороге появилась, как мы уже знаем, Земфира Степная. С сыном Йошкой и соседской девочкой на руках… Через пятнадцать-двадцать минут Степная, перепеленав ребенка, покинула квартиру… Карцев поехал к Анне Викентьевне.

Жур сделал паузу, посмотрел на Оболенцева. Тот сказал:

– Тут начинается самое главное, Захар Петрович.

– В девятнадцать часов,– продолжил лейтенант,– Карцев, забежав домой буквально на несколько минут, поехал на работу, на кондитерскую фабрику…