Рассказы и повести

Кашелев прочитал все газеты. Постепенно его мысли сосредоточились на предстоящей встрече с Павлом Велемировым. В голове выстроился план вопросов. Конечно, строго выдержать его трудно, потому что любой допрос – это еще и экспромт. Всегда возникает что-нибудь неожиданное. Но лучше все же подготовиться.

К Калинину подъехали уже в сумерки. Кашелев зашел в горотдел милиции: он не знал города и не хотел терять время на поиски Велемирова. Следователя любезно отвезли по нужному адресу на дежурной машине.

Павел имел комнату в общей квартире. Когда следователь постучал к нему, у Велемирова в руках была бархотка. Пахло гуталином. Парень, видимо, куда-то собирался, чистил ботинки.

Он был выше брата на полголовы, плечистый, с большими руками.

– Из Москвы? – удивился Павел, когда Кашелев представился.– С чего это я понадобился вам?

– Разрешите присесть? – сказал следователь.– Есть разговор.

– Садитесь. И долгий? – Павел посмотрел на наручные часы.– А то меня ждет… В общем, понимаете?

– Долгий.

– Ну выкладывайте,– выдохнув, сказал Велемиров.

– Давно были в Москве?– спросил Кашелев.

– Порядком уже. Я – как солдат. Еду, куда пошлют.

– Поточнее, пожалуйста.

– Дайте подумать.– Павел потер чисто выбритую щеку.– Еще до ноябрьских праздников. Числа третьего.

– А второго декабря не были?

– В четверг, что ли?– высчитал Велемиров.– Нет. Загорал здесь.

– Как это?– не понял Кашелев.

– Менял карданный вал. Морока на весь день.

«Похоже, не врет,– подумал следователь.– Впрочем…»

– Из дома никаких известий не получали? – продолжал Кашелев.

– От моих? Нет. А что?– снова удивился Павел.

«Неужели еще ничего не знает?» – в свою очередь поразился следователь.

– Писем, телеграмм не было?

– От Жорки письмо. Недели три назад… и все.

– Что пишет?

– Лучше бы вообще не писал! – сердито сказал Павел. Он вынул из пачки «Беломора» папиросу, размял, закурил.– Совсем очумел! Носится с женой, как с писаной торбой. Ни меня, ни мать с отцом ни в грош не ставит.

– Почему?

– Потому! – огрызнулся Велемиров и пристально посмотрел на Кашелева.– Товарищ следователь, может, хватит темнить? Что там стряслось?

– Давайте договоримся: сначала вопросы буду задавать я,– строго сказал Кашелев.– Расскажите, пожалуйста, об их взаимоотношениях.

– Так вы из-за этого и прикатили?

– Да,– кивнул Кашелев.– Как ваши родители относятся к Георгию и его жене?

– Мать готова ради Жорки на все! Понимаете, на все! А он? – Павел в сердцах махнул рукой.– Никогда не считался с ней. Женился и то втихаря.

– Как это? – не понял следователь.

– Подали заявление в загс, никому ничего не сказав. Даже мне. Потом уже, через месяц, объявили. А Жорке надо было не жениться, а лечиться… Сколько мать слез пролила из-за него!

– Она была против Маргариты?

– Если бы брат делал все по-человечески, возможно, мать относилась бы к ней по-другому. Мало она Маргарите сделала! И деньгами помогала, и кормила.

– А как относилась к вашей матери Маргарита?

– Еще та штучка, скажу я вам! Вертит Жоркой, как хочет! А нашу мать поносит почем зря. Да еще тетке жалуется.

– Это которая в Пензе?

– Ну да. Тетя Женя. И соседке на мать такое плетет – уши вянут. Черт с ней, пусть живет с нашим телком как пожелает, но зачем вбивать клин между родственниками? Мы ведь, поди, Георгию самые близкие.

– Жена, может быть, ближе,– заметил Кашелев.

– Так считается. Если бы она думала о его здоровье, а то больше о шмотках печется! А он совсем доходягой стал. А попробуй скажи ей. Видите ли, у нее нервы. У нее есть, а у матери нету! Полюбуйтесь, что Жорка мне пишет. Мне, единственному брату!

Павел встал, открыл тумбочку и начал ожесточенно рыться в ней. Потом положил перед следователем измятый листок бумаги.

Кашелев расправил его и углубился в чтение.

«Павел! – писал Георгий.– Поддерживать родственную связь из-за того только, что она родственная, я не собираюсь. Ты это знаешь по моему отношению к родителям, которые всячески старались показать мне и Маре, что она никакого родственного отношения к нам не имеет, и поэтому ее можно не замечать, оскорблять и отодвигать на задний план.

Но все вы ошибаетесь, так как она мне дороже всего и всех. И если бы хоть один из вас от души был бы с ней ласков, да нет, хотя бы немного внимателен, то для меня не было бы ничего лучше и приятней. Тот человек всегда был бы желанным гостем у меня в доме. А так как и ты не хочешь этого делать, то это нас только отдаляет и, по-видимому, совсем отдалит. Ты говорил, что я не хочу знать своих родителей – это ты определил верно! Но не подумав, из чего это все вытекло, сам поступаешь так же, как и они.

Причин моего враждебного отношения много, и все они сводятся к одному: пытаетесь разлучить меня с Марой. Что я и за тобой наблюдал и наблюдаю. А ведь она всегда хорошо относилась к тебе. Будучи моей женой, она привыкла терпеть от вас всякое. Я считаю, вы все заодно, и Мара для вас ничто. А для меня она наоборот – все.

Особенно философствовать не хочу. Скажу только одно: кто хочет обидеть или обижает Мару, которую я люблю больше жизни своей, будет пенять на себя.