Рассказы и повести

Проехав еще с километр по шоссе, огибающему чашу озера и устремляющемуся дальше, Слава свернул к берегу. Но подъехать к месту, указанному дозорными «голубого патруля», оказалось невозможно – так размокла земля.

Мы двинулись к Берестянкину оврагу пешком, стараясь держаться поближе к воде – берега были песчаные.

Берестянкин овраг, видимо, как и озеро, получил свое название от речушки Берестянки, которая когда-то впадала в озеро Берестень. Это было очень давно. Речка обмелела, а потом и вовсе исчезла, оставив после себя балку. Сейчас на дне оврага еще сохранились сугробы грязного позднего снега, в котором весенние ручьи проделали круглые, похожие на звериные, ходы.

– Вот здесь,– сказал Руслан.

Мы подошли к самой воде. Закатное солнце, стоявшее низко над землей как раз напротив, окрасило озеро в розовый цвет. И все же на его поверхности можно было явственно различить радужные круги, играющие всем спектром.

Олег Орестович потянул носом. Все остальные невольно сделали то же самое.

В резкий свежий запах талого снега вплетался другой, мне показалось – керосина.

Почему-то вспомнилось послевоенное детство, душный маслянистый запах трехлинейки, при свете которой я сидел над уроками…

Бабаев зачерпнул горсть воды, понюхал.

Сзади послышались торопливые шаги. Это с автобусной остановки бежал Костя.

– Ну? Нефть, да? – с ходу выпалил он, едва переводя дыхание.

– По-моему, бензин,– сказал Бабаев.– Но может быть и керосин, как сказал Захар Петрович… Интересно, много его попало в озеро?

– И у того берега есть! – воскликнул Костя, показывал на противоположную сторону Берестеня.

– И там, и там, и там…– Руслан обвел рукой озеро.

– А может, все-таки нефть?-спросил я у Бабаева, проверяя одно из своих предположений.– Чем черт не шутит, вдруг под нами месторождение…

– Нет,– категорически сказал Олег Орестович.– Я знаю, что такое нефть. Видел аварию танкера. Совершенно другая картина. Да и запах… А насчет месторождения,– увы, Захар Петрович… Тут в прошлом году недалеко работала геологическая экспедиция. Каолин нашли,– продолжал учитель.– Сырье для производства фарфора… А вот насчет «черного золота»…– Он развел руками.– А это,– показал Бабаев на радужные разводы,– следы чьего-то головотяпства. Прямо скажем, вредительства! Варварства! Вы не представляете, какой урон нанесен озеру! Теперь не выловите не только ни одного окуня или плотвички – головастика не увидите… А утки? Сколько было положено труда, чтобы летом у нас селились чирки, гоголи и давали тут потомство! Всё насмарку…

Он махнул рукой и замолчал.

Мы прошли дальше по берегу. Картина везде была одинакова.

Солнце коснулось края земли. Неожиданно быстро похолодало. Надо было возвращаться в город: ребята продрогли, да и стемнело.

Мы усадили дозорных в машину, а сами с Бабаевым отправились пешком: и он, и я жили в микрорайоне неподалеку от строящегося универсама. Ходу – минут сорок. Хотелось обсудить увиденное.

Обоих нас волновал вопрос: как бензин или керосин могли попасть в Берестень? Промышленных стоков в озеро ни от одного предприятия в городе не было. Как я уже сказал, база нефтепродуктов находилась на противоположном конце Зорянска. Судя по тому, что загрязнение распространилось по всему зеркалу, нефтепродуктов в воду попало немало…

– Не ведет Берестеню,– со вздохом сказал Бабаев.– Мне рассказывали, что лет двадцать назад в нем хотели разводить омуля…

– Омуля?– удивился я.– Не слышал.

В Зорянске я жил всего десять лет.

– Да, омуля,– кивнул Олег Орестович.– Вода чистая, и условия вроде подходящие. Вот его и облюбовали ихтиологи. Хотели провести эксперимент. Если бы дело выгорело, то поставили бы рыборазведение на промышленную основу. Начинание сулило большие доходы. Но сначала надо было, образно выражаясь, освободить будущее омулевое поле от сорняков. То есть свести на нет малоценную рыбу – окуней, плотву, красноперку…

– Господи,– вырвалось у меня.– Сорную! Да я, возвращаясь с рыбалки, радуюсь, если на кукане у меня болтается десяток окуней! Л уха из них!…

– Не рыбак,– улыбнулся Бабаев.

– Сразу видно. Извините, Олег Орестович, что перебил. Продолжайте…

– Так вот, обработали Берестень полихлорпиненом, от которого окуни, плотвички и прочие аборигены богу душу отдали. Весной заселили озеро мальками байкальского омуля и стали ждать… А через несколько лет убедились, что ждут у моря погоды… Не развелся омуль.

– Почему?– поинтересовался я.

– Щука съела. Расплодилась – страсть и стадо мальков без остатка сожрала…

– А как же этот самый?… Ну, полихлор…

– Полихлорпинен? Выходит, не подействовал на зубастую хищницу. Пришлось «перепахивать» поле заново. Опять травили полихлорпиненом да еще для полной победы – карбофосом. Элементарное, между прочим, средство от тараканов… Результаты превзошли все ожидания. Не только рыбы – жучка у воды, бабочки над водой не водилось. Радовались: теперь-то у омуля врагов не будет… Через некоторое время произвели новый «засев» мальков с далекого Байкала. Проходит год, другой, третий… Ихтиологи констатируют: омуля нет, зато окунь идет косяками…

– Как это?