Рассказы и повести

– Чтобы создать цепь рыбоводных озер, надо убрать привезенный туда грунт. Углублять карьер! – ответил следователь.– Вот еще дополнительный ущерб от деятельности Воронцова и его орлов! Средства потребуются немалые!…

Воронцов, вызванный повесткой, в прокуратуру не явился. Зато ко мне позвонил Семен Вахрамеевич Лукин. Директор автобазы № 3 срочно просил принять его.

– Приезжайте,– сказал я.

Через пятнадцать минут Лукин был у меня. Обычно степенный, несуетливый, Семен Вахрамеевич на этот раз быстро прошел но кабинету, протянул мне свою крупную руку и, плюхнувшись на предложенный стул, начал с места в карьер:

– Что же это ты, Захар Петрович, со мной делаешь?

У Лукина была манера со всеми говорить на «ты», но никто не обижался. У кого-нибудь это и выглядело бы высокомерно или пренебрежительно, но у Семена Вахрамеевича получалось, словно он каждый раз общается со своим добрым приятелем.

– Дожил до таких лет,– продолжал директор,– когда уж голова седеет, да вот бог рано лишил волос,– невесело пошутил он, трогая гладкую, как бильярдный шар, голову.– Ни разу не то что выговора, замечания не имел, а тут на позор выставляешь…

– Чем это?– спросил я.

– Всякие нехорошие слухи пошли по городу.

– Не слышал,– ответил я.– Сами знаете, Семен Вахрамеевич, слухами не интересуюсь. Давайте ближе к делу.

– Давай, прокурор,– вздохнул директор.– Темнить мне с тобой нечего… Почему вас интересует Пикуль, чтоб ему неладно было, я знаю. Побил мальчишку…

– Не только.

– Вам и руководству автохозяйства наврал про похороны… Словом, Пикуля мы поставили на место. Как только выйдет из отпуска, будет слесарить! Так решили администрация и профком. Короче, осудили его поступок всем миром. Хочешь проверить – «молнию» сегодня вывесили. Позор хулигану! И вот тебе резолюция собрания наших работников…

Лукин положил на стол бумагу. Я прочел ее.

Пикуля ругали за недостойное поведение, выразившееся в хулиганских действиях (ударил школьника), и в обмане руководства автохозяйства, когда он просил отпуск без содержания.

Ни слова о солярке и других «художествах», которыми занималось следствие.

– Из-за одной паршивой овцы поклеп на весь коллектив,– вздохнул Лукин.– Как видишь, коллектив оказался здоровым…

Он замолчал, ожидая, что я скажу.

– Я оставлю у себя этот документ,– спокойно произнес я.– Но дело, Семен Вахрамеевич, намного серьезнее, чем вы думаете.

– Полноте, Захар Петрович,– сказал Лукин.– Я-то уж своих знаю как облупленных. Если что и натворили, уж, во всяком случае, не такое, за что нужно в каталажку… Ты мне скажи толком, сами разберемся…

– Теперь уже не разберетесь.

Лукин посуровел, потяжелел, задумчиво теребил свой длинный ус.

– Да?– бросил он на меня взгляд исподлобья.

– Раз уж вы, Семен Вахрамеевич, так хорошо все и всех знаете, то наверняка вам известно, по какой причине вызывал следователь Пикуля.

– Что-то насчет солярки?

– Ну, вот теперь другой разговор.

– И охота вам этим заниматься?

– Какая уж тут охота! Но вот такие, вроде Пикуля, вынуждают,– невесело пошутил я и серьезно добавил: – На вашем месте я бы помог следствию разобраться. А вы даже не побеседовали обстоятельно с Фадеевым. Не приструнили Воронцова, который вообще хотел послать следователя в даль заоблачную…

Лукин тяжело вздохнул..

– Зря, Захар Петрович, зря ты все это затеял, поверь мне. Воронцов – крепкий орешек. За него знаешь какие силы встанут! Теперь уже не меня вызывают в область на ответственные совещания, а его! И там он не в зале сидит, как все смертные, а в президиуме! Вот так! Признаюсь тебе честно: я только стул директорский занимаю, а верховодит у нас в автохозяйстве Герман Степанович!… Пока, насколько я понял, можно все уладить без больших потерь… Выложи мне ваши претензии, а мы отреагируем. Чтоб другим не было повадно. Слово тебе даю: наведем порядок! Хоть мне до пенсии осталось с гулькин нос, но наведу. И уйду со спокойной совестью…

– Если сделаем, как вы предлагаете,– сказал я намеренно жестко,– стыдно будет до конца жизни!

Лукин подумал, потеребил ус и опять хмуро произнес:

– Да?

– Да, Семен Вахрамеевич,– ответил я.– Вы воевали?

– А как же! В гвардейском полку! Водителем на знаменитых «катюшах»! Закончил войну старшиной…

– Тогда мне и вовсе непонятно: гвардии старшина… Не учить же вас, что за правду нужно бороться…

Я замолчал. Директор тоже некоторое время безмолвствовал, видимо переваривая мои слова.

– Можешь выложить, что вы раскопали?– наконец произнес он.

– Зайдите к следователю,– посоветовал я.– Это будет очень интересно обеим сторонам.

– Сейчас не могу. Вырвался на минутку. Начальство из области прикатило. Завтра – в обязательном порядке! – пообещал Лукин.

– Передайте Воронцову,– сказал я напоследок,– если он не соизволит явиться к следователю по повестке еще раз, то приведем с помощью милиции.

– Передам,– буркнул Лукин.

Назавтра Семен Вахрамеевич не пришел.

– Звонил ему,– сказал Фадеев, зайдя ко мне с материалами следствия.– Секретарша чуть не плачет: Лукина с сердечным приступом увезли в больницу.

Я передал в подробностях наш вчерашний разговор.