Рассказы и сказки для взрослых

Через минуту я была готова и, представьте, мы действительно успели…

Осень 1980-81 гг. Евпатория-Москва.

ФОТОГРАФИЯ В ИГРУШКАХ

Вот и еще одна книжка Давида Германовича. И не стоит говорить о художественных достоинствах его работ. Дни наши, деловые до сумасшествия, жесткие до жестокости, просто нуждаются в произведениях человека, который жил сердцем.

… После смерти Давида, в нашем доме, долгое время было почти физически больно наводить порядок. По простой причине. Среди книг на полках лежал большой конверт с надписью фломастером: «ПИСЬМА ДАВИДА». Лежал он много лет. Постоянно пополнялся. Мы их часто читали и перечитывали.

Смешные, короткие, будто веселые искорки, письма-записки. «Ребята! Разменяйте рубль!» И тут же приклеен вырезанный из газеты рубль.

«Я бы выпил за тебя штоф водки, но меня слегка инфарктнуло…» Это телеграмма из больницы от Давида Германовича в день моего тридцатилетия.

«Как живете, караси? Ничего себе, мерси!» — это тоже из больницы. И вопрос Давида, и ответ его. Написано на… горчичнике. И конечно, не потому, что не было бумаги, просто так смешнее и интереснее.

А вот конверт со штемпелем Южно-Сахалинска. Почему? А просто взял Давид газету, вырезал из нее мою сказку, отправил на Сахалин до востребования, указал обратным мой домашний адрес. Потому и пришло письмо на улицу Черняховского с улицы Черняховского через Сахалин. И просто, и сложно, и запутано, и весело, все, как у Давида!

Конечно же, ни один мой дом получал такие письма — светлячки. Но это были письма все-таки к нам. Когда хочу, перечитываю. Часто…

И еще. В моей комнате стоит пианино, на нем живут игрушки. Белки, кошки, фея, лягушата, судья в парике и мантии, маленький вратарь в маленьких воротах — это почти люди, почти актеры. Они «снимались» в моих диафильмах и мультфильмах. Среди этой компании стоит фотография Давида Германовича. Думаю, очень правильно, что стоит она именно здесь.

Давид Германович многому научил меня, ему нравились мои сказки. А еще он любил бывать в добрых, веселых компаниях. Уверена, он доволен, что фотография его живет среди озорных, легкомысленных существ.

И мне хорошо. Давид всегда рядом, смотрит на меня своими добрыми, мальчишескими глазами.

В годовщину смерти Давида возле его фотографии поставили свечу и две гвоздики. Мне очень хотелось одну выбросить: нельзя, чтобы у Давида Германовича Медведенко было четное количество цветов.

ШТОРЫ

Жила-была темная комната.

Хотя нет. Так начинать сказку нельзя. Темно и грустно. Начнем по-другому.

…Каждое утро, на рассвете вставало солнце. Золотое, веселое, теплое. Даже горячее, но иногда не золотое, а красное или розовое. И обязательно доброе и красивое. Хотя бы одним своим лучом солнце заглядывало в каждое окно каждого дома. Ведь какая бы неприятность ни завелась в комнате, луч солнца все уладит. Солнце ждали. Раздвигали шторы. Лучи скользили по комнате. «Ну? Где что не так? Ясно. У кого-то болит голова». Капля солнечного света незаметно скатилась по лучику в чашку с чаем. Теперь все в порядке.

Так бывало везде, за всеми окнами. Кроме одного.

— Просто голова кругом идет, ума не приложу, что это значит, — очень удивлялось и переживало солнце.

Дело в том, что плотные сине-голубые шторы одного окна не раздвигались никогда, или, по крайней мере, уже давно. Сколько лет — солнце не помнило: у него были прекрасные длинные лучи и не очень хорошая, довольно короткая память. Но, что окно занавешено ПРОСТО ДАВНО, солнце знало и, как ни старалось, не могло объяснить этой странности. Ведь так или иначе кто-нибудь обязательно должен был бы раздвигать по утрам сине-голубые шторы. Но этого не происходило. Нет — и все.

— Ну, не знаю, НЕ ПОНИМАЮ, — раскалялось солнце, — что за шторами? Что это значит? А если нужна моя помощь? Ах! — солнце чуть не заплакало золотыми тягучими прозрачными слезами. — Получается, я не выполняю своих обязанностей. За всю мою, не помню уж сколько миллионнолетнюю жизнь не случалось такого. Ну что же в комнате?

— А вы загляните, — раздался лукавый голос. Золотясь в солнечных лучах, проплывала небольшая пушистая тучка.

— Заглянуть!? Я же говорю — ШТОРЫ.

— А вы, — мягко подсказывала тучка, — в щелочку. Одним лучиком.

— Неприлично подглядывать…

— А если вы нужны?

Солнце не могло не согласиться. Ведь правда — окно, на котором НИКОГДА не раздвигаются шторы — это… это непонятно.

Солнце, осторожно изогнув свой самый тонкий лучик, заглянуло в щелочку между шторами. Яркий золотой лучик нырнул в комнату и сразу немного побледнел и поголубел. Оттого, что шторы, плотные и сине-голубые. Сначала луч зажмурился от темноты. Потом пригляделся, огляделся: обыкновенная пустая темно-голубая комната. Обыкновенная мебель, ковер на полу, красивые обои на стенах и картина. И везде — пыль. Тоже голубоватая. Луч робко скользнул по стене. И замер. Как-то не по себе было ему.

— Эй, — позвал солнечный луч, — здесь кто-нибудь есть? Можно войти?