«Милая тетя Кира!
Тетя… Я сама давно тетя. Но тогда, мне было столько, сколько сейчас моей дочери. Поэтому Вы всегда мне будете тетей Кирой. Я Вам не сделала ничего плохого. Но хорошее, что делали мне Вы, я никак не связывала с Вами. Ничего особенного не было, но мне нравились те красивые шерстяные вещи, которые делают в ваших краях. Да нет, не то все! Не о том я! Просто сейчас я понимаю, что все было бы красивее, теплее, мягче, если бы называлось не голубым, розовым, шерстяным, а тети Кириным. Вот и все. Ничего глобального. И немножко поздно.
Я положила письмо в конверт. Вот. Написала все-таки. Дальше. Не прерываясь.
«Марк Адольфович, хороший, добрый человек! Вы представляете, я только недавно поняла, какая же я нахалка. Ну, действительно: Вы — известный литератор, искусствовед, критик, знаете восемь (с ума сойти) языков и еще на сорок с лишним лет старше меня. А я звоню (часто) и, как мне казалось, очень вежливо спрашиваю, не могли бы Вы подобрать мне что-нибудь почитать. „Конечно. С удовольствием. А что бы приблизительно вы хотели?“ „Не знаю. Вам виднее. Я заскочу возьму. Хорошо?“ „Конечно. Это будет очень мило с вашей стороны“. Вот такие были диалоги. И еще много всего было… Я нечасто вспоминаю, но все помню… Спасибо Вам. Наталья».
Еще один конверт в сторону. Новый лист бумаги передо мной. Я все делаю правильно. Хочется чаю. Но голова ясная. И совсем непонятно, почему мне все время кажется, что льется вода. Стукнутая о пылесос нога ноет. Напоминает о том, что, замочив белье, воду я проверила. Значит, это что? Ничего, штучки подсознания. А потому — дальше…
«Тетя Танечка! Что за странные творятся вещи! Я не помню, когда видела Вас первый раз. Это еще ладно: говорят, мне было года три. Но я не помню, когда Вас видела в последний раз. Не помню! А ведь долгие-долгие годы Вы были для каждого в нашей семье не только подругой, близким человеком. Вы были… Вы просто понимали каждого из нас. Каждого. Не оттого, что умели каждому угодить. Просто Вы каждого любили. И жалели. А сейчас, через какие-то несколько лет, я не помню, когда видела Вас последний раз. Вы бы должны обидеться, но Вы не обижайтесь. Ладно?
Вот и третье письмо в конверте. Остался дядя Юра. Дядя… Тетя… Детские слова. Но я знала этих людей с детства, и было бы нелепо называть их иначе. И все-таки в кухне какой-то шум. Холодильник что ли? Мне сейчас не до этого. Мне бы закончить быстрее.
«Дядя Юра! Я не успела вовремя сказать вам спасибо! Не за то, что в шестнадцать лет вы ушли на фронт. И все потом случилось у вас не так, как думалось. И не за то, что с детства я рядом с вами чувствовала себя дамой, ДАМОЙ! А вы учили меня правильно пить кофе с лимоном, а еще учили меня спорить, а не ругаться. Сейчас я о другом.
Вы когда-то сказали, что нельзя отталкивать от себя людей, если они не на сто процентов соответствуют твоему представлению о том, что такое хорошо. Нужно быть бережнее. И если есть в человеке хоть что-то твое (пусть крупинка), то это, скорее, близкий тебе человек, чем просто так, никто. Держись его. Только сейчас, в тридцать с лишним лет, я поняла, какой подарок вы мне сделали. Спасибо.