когда молодой генуэзец поднялся наконец на палубу судна отплывавшего в
Америку, Америку, которую он представлял себе с распростертыми и
гостеприимными объятиями статуи Свободы. Позади оставалась Италия в руинах,
кошмар войны и многие соседи, которые едва закопав свои черные фашистские
рубашки, поспешили надеть костюмы демократов.
Да, Америка ждала его с распростертыми объятиями, и чтобы быть достойным
этого приема, дон Джузеппе повторял двадцать слов по-английски, которым
научил его один североамериканский солдат.
На пятый день плавания, один из членов команды, ввел его в состояние холодного
шока, сообщив, что судно действительно плывет в Америку, но в Южную, потому
что Америка – как он сказал – гораздо больше и шире, чем все на свете надежды и
все на свете страдания.
Оправившись от сюрприза, дон Джузеппе начал искать кого-нибудь, кто может
рассказать что-нибудь еще о стране, куда они направляются, и так сделался
другом машиниста, как и он, итальянца, который уже много лет плавал на судах
Южноамериканской Паровой Компании.
Соотечественник рассказал ему об Аргентине, огромной стране, где мясо было
чуть ли не бесплатно, и где было столько пшеницы, что до самого недавнего
времени ее просто жгли, чтобы выработать электроэнергию. И кроме того –
добавил он, - я знаком с семьей из Пиамонта, которая поселилась в Мендосе и
открыла там макаронный завод, и если ты скажешь им, что пришел от моего
имени – они наверняка предложат тебе жилье и работу.
Когда они приплыли наконец в Буэнос-Айрес и дон Джузеппе ступил впервые на
американскую землю, машинист познакомил его с шофером грузовика,
перевозившим матрацы из аргентинской столицы в провинцию.
- Хорошо,
обмен на это ты поможешь мне разгружать, но твоя основная миссия состоит в
другом – ты должен разговаривать со мной во время всей дороги. Говори не
останавливаясь, о чем хочешь, пусть это будут какие угодно глупости, главное –
говори.
Дон Джузеппе не понял ни слова из речи шофера, но что-то позволило ему
догадаться о том, чего хотел собеседник, так что он ответил «va bene**» и
поднялся в кабину грузовика, ветхого Мака с хромированным бульдогом на
капоте. Уже в результате первых километров дороги, ему понравилось это
обращение
обращение
Как только они выехали из окрестностей Буэнос-Айреса, перед глазами молодого
эмигранта предстала плоская, зеленая и бесконечная панорама, где лишь изредка
глаз встречался с одиноким путником или машиной. Мягкие взгляды тысяч коров
провожали их проезд через пампу, и чтобы водитель не уснул, он начал
рассказывать ему о своей жизни, о войне, о Генуе и своей законной мечте о
счастье.
Так они проехали многие сотни километров, и на рассвете следующего дня шофер
свернул с трассы на пыльную проселочную дорогу, которая вела к домам фермы.
Там были и другие водители со своими грузовиками, но больше всего там было
мяса, горы мяса, целые телята на распорках, медленно жарящиеся под
внимательными взглядами гаучо****. Итальянец ел и пил, как никогда в своей
жизни и столько, что шофер-амфитрион, который-то и сам ни в чем не отставал от
других, отправил его продолжать путь в грузовом отсеке машины, чтобы он
хорошенько проспался на мягких матрацах.
О том, что произошло в Мендосе, дон Джузеппе так никогда и не узнал, как не
узнал он и о том, остановился ли грузовик в этом городе. Помнит он лишь, как его
разбудил ледяной воздух и голоса людей в зеленых униформах, приказавших ему
выйти.
С головой, которая казалось, вот-вот разлетится на куски от боли и невыносимой
жаждой, дон Джузеппе спрыгнул на землю и поразился суровому пейзажу
заснеженных Анд. Этот жест удивления дал чилийским карабинерам понять, что
он не имел ни малейшего понятия о том, где находится.
- Этот памятник – Христу-Спасителю – граница. Все что слева от нашего Господа
- это Аргентина, а все что здесь справа – Чили.
Только теперь дон Джузеппе заметил, что водитель грузовика был не тем,
который забрал его в Буэнос-Айресе, и на своем путаном генуэзском диалекте он
попытался тысячу и один раз объяснить, что целью его поездки была Мендоса, и
рассказал о последствиях асадо***** и выпитого вина.
Единственное, что понял дон Джузеппе из слов чилийских карабинеров, это
вопрос о том, понравилось ли ему аргентинское вино и асадо. Как мог, он ответил,
что да, и этого оказалось достаточно для того, чтобы чилийские полицейские
немедленно потащили его в таверну гарнизона. Там эмигранта ждал следующий
банкет с мясом и вином, с последовавшей за ним пьянкой, проснувшись после
которой он обнаружил, что стал деловым партнером одного сержанта, занятого
разведением индюков и прочей домашней птицы.
Через несколько лет, дон Джузеппе,
свой магазин импортных товаров в квартале Сантьяго, где прошло мое детство.
Он был просто еще одним гражданином этого пролетарского квартала. В своем
толстом блокноте с черной обложкой он записывал долги соседей, покупавших у