На перерыве все начали просыпаться и сваливать, в надежде на то, что отмечать в конце лекции не будут. А я сразу уставился в ту сторону, откуда светил фонарь. На третьем сверху ряду сидела девушка в огромных голубых наушниках и с зелеными волосами. Казалось, что она даже не заметила, что начался перерыв – сосредоточенно смотрела в книгу и каждые пару минут переворачивала страницы. Мне почему-то невыносимо захотелось узнать, что она читает. Прямо в животе заныло, хоть вставай и иди к ней. Словно прочитав мои мысли, она пошевелилась и подняла книгу повыше. «Мастер и Маргарита». Свет снова погас, но я не сразу это понял. Перед глазами сверкали вспышки.
«Так не бывает. Так не бывает. Так. Не. Бы-ва-ет» – твердил я себе. Но взгляд снова и снова скользил от экрана проектора направо и вверх.
– К-к-коль, – шепнул я другу. – А к-к-к-кто у нас на к-к-курсе с зелеными в-в-волосами?
– Ты че, дурак? Вероника Савченко из сорок второй. Двинутая на всю голову. Она еще с Мехтиевым в группе, ну.
– А-а-а-, – протянул я, поправив очки. Фонарик снова загорелся, но я старался на него не смотреть. И без того чувствовал, что он как-то чересчур близко.
Ника смотрела в книгу, упорно пытаясь прочесть хоть слово, но из наушников доносился голос таинственного парня, и все мысли отключались. Голова отказывалась работать. Только гитара, только стихи, полные вязкой грусти. «P-hater» – удалось Лике узнать название группы и даже найти ссылку на них вк. Ребята записывали каверы на совершенно разных по стилю исполнителей, делая из и песен нечто прекрасное и абсолютно свое. Были там и сыроватые оригинальные треки, но Ника была просто уверена, что они дорастут и сделают что-то невероятно крутое.
Кто-то неожиданно постучал по одному из огромных наушников, и Ника встрепенулась. Все ее знакомые знали, что отвлекать ее, когда она слушает музыку, опасно.
– Что?! – Ника сверкнула глазами.
И без того сутулый парень сжался еще больше, поправил очки с толстенным стеклом и что-то промямлил.
– Чего?! – во втором наушнике еще звучал голос «Р-hater-a», но ощущение его незримого присутствия тут же испарилось.
– П-п-п-привет, – чуть громче сказал парень.
– Господи-и-и-и-и, – Ника захлопнула книгу и встала. – Ты еще и заикаешься? Пф!
Она прошла мимо парня, намеренно задев его плечом. Ника отвернулась, пытаясь сделать вид, что не заметила, как лицо однокурсника покрылось красными пятнами, как губы его дрогнули. Но он лишь кивнул и отошел в сторону, покорно освобождая ей дорогу.
Ника смотрела на закрытые глаза парня, на его тонкие губы, любовно прижимающиеся к микрофону, и таяла. Акт любви человека и музыки – по-другому это не обозвать. Она никогда прежде не чувствовала ничего подобного. Ей хотелось обнять незнакомца, который, как ей казалось сейчас, стал ближе всех на свете. Он дышал, он жил музыкой. Ему было бесконечно больно, и так хорошо, что свет, уже не от прожектора, а от него, слепил глаза.
Парень допел, чуть сдвинул на затылок тонкую шапку и быстро ушел, крепко схватив за гриф гитару. Он не смотрел в зал, словно и не надеялся найти среди шумной толпы того, кто поймет его, того, кто услышит. Но Ника слышала, и ей стало обидно. Она так надеялась, что он поймает ее взгляд, ответит на него, и все сразу станет ясно. И из темного бара они выйдут в дождливую ночь, он будет много говорить и читать Есенина, а она будет просто слушать его голос…
– Эй, нормально все с тобой? – Наташка поводила рукой перед глазами подруги. – Нафига мы снова в этот бар перлись, если ты ничего не пьешь? Я дождусь веселую Нику или как?
– Или как, – огорченно ответила Ника, нахмурив брови. Уже месяц прошел с прошлого выступления, и еще месяц до следующего. И в груди что-то неприятно тянуло от того, что она не увидит музыканта так долго.