– Ой, пошли домой. Че с такой кислой миной сидеть?
– Борь, ну ты че, как дурак? – Колька ткнул меня локтем. – Неужели так понравилась?
– П-п-п-п-п-п (ненавижу букву «п»!) – п-понравилась, – я кивнул. – Но злая оказалась. Рычит на всех.
– Ты нашел, конечно, к кому подкатывать.
– Ну, я дурак. Д-да.
Я обернулся, почувствовав на затылке пристальный взгляд. Зеленоволосая Ника мне кивнула и махнула рукой. Я кивнул в ответ и че-то стал задыхаться.
– К-к-к-к-к-к-к-к-коль! Она мне кивнула, видел?!
Лике стало жаль заикающегося парня. Теперь она иногда наблюдала за ним на лекциях. Он почти не говорил, только перекидывался с другом парой слов, втягивал в объемную толстовку тонкую шею и что-то черкал в тетради, бережливо прикрывая записи рукой.
Ника нагрубила ему, обидела, она это точно знала, но совсем не умела извиняться. Поэтому целую неделю она садилась на пару рядов выше него и пялилась в затылок, пытаясь привлечь внимание.
На перерыве он подошел к ней вновь, краснея и нервно потирая переносицу. Ника поежилась. Она просто хотела извиниться. Глаза однокурсника, светло-голубые, под толстыми линзами очков, походили на рыбьи. Такие же пустые и печальные. Нике становилось немного не по себе, когда он находился рядом.
– П-п-привет, – парень перекатывался с пятки на носок. – К-к-к-как дела?
– Норм. Спасибо, – Ника даже стянула один наушник.
Парень постоял еще с минуту, мучительно краснея и пыхтя. Ника слышала, как посмеиваются одногруппницы, как шипит на них его друг. Но она только вернула наушник на место, погружаясь в транс от голоса любимого музыканта, и давая понять, что говорить ни о чем больше не намерена.
– К-к-к-к-к-оль! Ну, че она делает? Зачем махала, зачем здоровалась? – я потеребил толстовку, в аудитории стало душно.
– Борь, да отстань ты от нее. Двинутая и двинутая, ну. У нее же волосы зеленые!
– В том то и дело! Ты не понимаешь! У нее зеленые волосы и она читает Мастера и Маргариту! – я не на шутку разволновался.
– Смешной ты, Борь. Особенно, когда заикаться перестаешь. Оставь ее, ладно? Тебе Ленки мало? Когда она съехала, ты чуть с ума не сошел. К такой же тянет?…
– Ой, К-к-коля, заткнись.
В аудитории резко похолодало.
Ника начала волноваться за неделю до концерта. Она так хотела подойти к нему, сказать все, что чувствует, сказать, что музыка его стала частью ее жизни. А там – будь, что будет. Может и прогулки будут, и Есенин. А может, ничего не будет. Но она ведь должна хоть что-то сделать?..
Ника сидела в любимой кофейне и смотрела в окно, продумывая, чуть ли ни каждый свой шаг. На улице темнело, город засыпал, чтобы спустя несколько минут проснуться новым светом.
Ника все четче видела свой силуэт, а потом начала разглядывать в отражении всех тех, кто сидел за ее спиной в уютном зале кафе. Одинокий старик, целующиеся подростки, и …на тебе. Заикающийся однокурсник. Ника обернулась и даже помахала, но он не заметил. Склонился только над тетрадью, испачканную пролитым кофе, и строчил что-то быстро и увлеченно.
Ника ему почему-то даже обрадовалась: вскочила, подошла к его столику. Однокурсник не поднял головы, когда Ника заслонила ему свет. Только смахнул кудрявую челку с лица и закусил губу. Ника стала за его спиной и вслух прочла: «…музыку майских птиц»
Парень подскочил, пролив остатки кофе. Он застыл на пару мгновений, озлобленно глядя на Нику, а потом схватил тетрадь и, надевая куртку на ходу, выскочил на улицу. Ника, озадаченная, и почему-то расстроенная, села за его столик.
Все его песни она уже знала наизусть. Теперь Ника пришла без Наташки, ей больше не было страшно. Она знала: сегодня все точно изменится.
– И п-п-последней я х-хочу спеть вам новую песню. Ей всего несколько дней, – парень по-прежнему смотрел в пол и почти не отрывал губ от микрофона.
Когда мне станет не жалко исписанных страниц,
И я пошлю все к черту.
Мы будем слушать музыку майских птиц,
И воздух не будет спертым.
И ты смахнешь пыль с моих ресниц,
Я стану новым.
И больше не будет между нами границ,
Я – покоренный тобой Казанова.
Ника так напряглась, что не могла слушать дальше. Она глупо уставилась на кудрявые волосы, на тонкие губы. И расхохоталась так громко, что все в баре притихли.
– «P-hater»! Ты ненавидишь букву «п»!
Гитара умолкла, парень поднял глаза на Нику и прищурился. Она сидела очень близко, но он ее не видел.
– К-к-концерт окончен, – тихо сказал он, соскользнув с высокого стула.
Ника догнала его возле служебного выхода из бара. Она так смеялась, что по щекам ее текли слезы.
– Д-д-девушка, я н-н-не понимаю, что такое? – парень, покрывшись красными пятнами, лихорадочно шарил в карманах толстовки.
– Ну, нет, так не бывает! – Ника, наконец, успокоилась и помогла парню найти очки. Она сама водрузила их ему на нос. Музыкант-заика-однокурсник отшатнулся к стене. Он испуганно смотрел на Нику, словно узнала она его самую страшную тайну. А может, так оно и было.
– Почему ты в кафе не поздоровался?
– Я… я очень злюсь, когда меня отвлекают. П-п-прости, – парень потер переносицу.
– Ты не заикаешься, когда поешь.
– Так бывает.