Рассказы из Убежища

Ну а на втором месте — это уж поболтать; лишь бы кто-нибудь слушал, а интересно ему или нет, похоже, не имеет значения. Она убеждена: ее персона интересна для каждого. Иной раз мне кажется, что она точно такая, какой я была раньше, но мне же, к счастью, не сорок три года!

Кокетливо улыбаться, вести себя так, словно знаешь обо всем на свете, давать всем советы и каждого опекать чуть ли не по-матерински — все это просто обязано производить хорошее впечатление. Но присмотрись получше, и от подобного впечатления даже следа не останется.

Усердная — раз, веселая — два, кокетливая — три, и подчас довольно смазливая. Вот вам и Гюсти ван Пеле.

Третий сосед по столу:

Он не особенно выделяется. Молодой ван П. большей частью молчит и не привлекает к себе большого внимания. Что касается аппетита — настоящая бочка Данаид: никогда не наполнишь. После самого сытного обеда невозмутимо уверяет, что съел бы и вдвое больше.

№ 4 — Марго:

Ест как мышка и в разговоры не ввязывается. Единственно, что она признает, это фрукты и овощи. Избалованна, считает ван П.; наше мнение — недостаток спорта и воздуха.

Рядом с ней — мама:

Изрядный аппетит, но вообще она как-то не смотрится. В своем уголке она всегда кажется мне немного потерянной. В разговорах о литературе от нее можно многому научиться! Столько читать — это просто невероятно. Никто бы не подумал, что она такая же домашняя хозяйка, как и мефроу ван П. А в чем различие? Мефроу готовит, а мама моет посуду и убирает. Такое не очень-то замечают, но все настолько чисто, насколько это вообще можно сделать в жилье за решеткой.

№№ 6 и 7:

О папе и о себе много говорить не буду. Первый — самый скромный из всех, кто сидит за столом; он всегда сначала посмотрит, достаточно ли у других. Ему ничего не нужно: пусть лучшее достанется детям.

Вот он Образчик, а рядом — холст, на котором, надеюсь, неплохо, воспроизводится этот образчик.

Пфеффер:

Берет, ни на кого не глядя; ест, ни с кем не общаясь. А если и приходится говорить, то, ради всего святого — только о вкусной еде. Тогда никаких споров, разве что хвастовство. Поглощает огромные порции, никогда не говорит «нет», когда вкусно, да и когда невкусно, тоже редко отказывается.

Брюки по грудь, красный пиджак, черные лакированные тапки и роговые очки. Таким можно видеть его и за нашим столиком, вечно работает и вечно на том же месте. Перерывы лишь на послеобеденный сон, еду и… самое любимое местечко… уборную. Три, четыре, пять раз на дню жмется кто-нибудь перед дверью, переминается с ноги на ногу, ну невтерпеж! Он с этим считается?

Да ничуть! С четверти до половины восьмого, с половины первого до часа, с двух до четверти третьего, с четырех до четверти пятого, с шести до четверти седьмого и с половины двенадцатого до двенадцати. Можно так и пометить: это его постоянное «сидячее место».

Он никогда не идет ни на какие уступки, и его не проймет ничей жалобный голос за дверью, предупреждающий, что вот-вот случится беда.

№ 9:

Не обитательница Убежища, но желанная гостья и в доме, и за столом. У Беп здоровый аппетит. Ничего не оставляет на тарелке, не привередлива. Все доставляет ей удовольствие, и это доставляет удовольствие всем. Веселая и жизнерадостная, добрая и уступчивая — вот ее качества.

Wenn die Uhr halb neune slägt [9]

Пятница, 6 авг. 1943 г.

Марго и мама нервничают: «Тс… папа, тише, Отто, тс… Пим! Уже полдевятого. Иди сюда и не открывай кран. Ступай потише!» Все эти замечания относятся к папе, который до сих пор еще в ванной. Когда бьет полдевятого, ему уже нужно быть в комнате. Ни капли воды из крана, нельзя пользоваться уборной, нельзя ходить, все должно смолкнуть. Когда в конторе никого нет, на складе все слышно гораздо лучше.

За десять минут до этого наверху приоткрывается дверь, и затем слышны три постукиванья по полу… каша для Анны. Я поднимаюсь по лестнице и получаю свою собачью лоханку.

Снова вниз, быстрее, быстрее: причесаться, выплеснуть ночную посудину, убрать постель. Тихо! Часы бьют! Мефроу ван П. переобувается и шаркает шлепанцами по комнате, менеер… Чарли Чаплин тоже в шлепанцах, все стихло.

Идеальная семейная картина, высшее проявление. Я — за чтением или занимаюсь, Марго — тоже, и папа, и мама. Папа (ну конечно, с Диккенсом и со словарем) сидит на краю продавленной скрипучей кровати, на которой даже нет приличного матраца, просто два тюфячка, один поверх другого: «Мне ничего не нужно, обойдусь и без этого!»

Погруженный в чтение, он не смотрит по сторонам, иногда смеется и пытается побудить маму обратить внимание на какое-нибудь отдельное место.

— У меня нет времени!

Он бросает на нее разочарованный взгляд и снова берется за чтение, пока ему опять не встретится что-то забавное и он не пробует снова:

— Ну прочти вот хотя бы это!

Мама сидит на откидной кровати, читает, шьет, вяжет или что-нибудь учит, смотря что на очереди. Вдруг ей что-то приходит в голову, и тут же, чтобы не забыть:

— Анна, имей в виду, что… Марго, запиши-ка…