Рассказы, написанные на ветру

Спустя полгода полиция всё же нашла виновного, некоего мистера Н. Это был алкоголик с, очевидно, затуманенным рассудком. После допроса его быстро отправили в следственный изолятор. Протрезвев, мужчина начал открещиваться от предъявляемых ему обвинений.

- Да, я украл водку, но я никого не убивал, - утверждал, чуть ли не плача, алкоголик.

Сотрудников полиции тоже можно было понять: им нужно было скорее закрыть дело, чтобы не вызывать беспокойство жителей, да и повышение было не лишним. И кто поверит алкоголику? Ведь именно в такой среде рождается преступность. Начался суд.

***

Прошло три года. В тюрьме уже сидел не виновный в этом преступлении человек, в то время как Берлина была жива и уже растила двух дочерей от ненавистного ей мужчины, который избивал и унижал её, но самое страшное, чего она была лишена, так это жизни в социуме. За этот период она успела приспособиться. Не этой жизни она хотела и не об этой мечтала, но с ней молодая женщина смирилась. Она была тиха, робка, покорна – мечта любого абьюзера. И только её маленькие дочери иногда слышали, как по ночам их юная мать плачет об утерянной жизни.

Несмотря на неопытность, Берлина смогла стать хорошей матерью своим детям, прочитав множество книг. И в эти моменты мама Берлины даже не подозревала, что она уже бабушка.

Хоть Берлина и старалась дать своим детям лучшее, она понимала, что дальше подвала их не пустят.

***

Так, монотонно, без особых новостей, минуло пятнадцать лет. За это время Берлина не раз думала о самоубийстве, но понимала, что тогда её детям будет ещё хуже, чем сейчас. Она ненавидела Графса за всё то, что он сделал с ней и её жизнью.

У Берлины уже родилось двенадцать детей. Все роды принимал Графс. Некоторые младенцы умерли сразу. Новорождённые мальчики были отданы в другие семьи. Девочки же оставались в «семье». Как только им исполнялось восемь лет, отец насиловал их. Больше всего Берлина ненавидела врача именно за это. Она уже не пыталась бежать, тем более, что всё ей попытки пресекались быстро, а наказание за ними следовало мучительное и жестокое.

В умах же её маленьких и подрастающих дочерей ещё теплилась надежда на спасение. Хотя они не видели мира, рассказы матери разжигали в них интерес, а фантазия рисовала добрый и красивый мир без злости, боли и страданий. Конечно, в сравнении с их буднями, весь остальной мир действительно был лучезарен. Но лишь в сравнении.

***

Доктор вновь приоткрыл дверь. Никто уже не реагировал на его присутствие, что задевало самолюбие мужчины. Только маленькая Евлалия подбежала к его ногам и заладила:

- Папа-папа, а можно мне ещё ту штучку на палочке с белым сиропом?!

Графс опустил голову и спросил:

- Ты про чернослив и курагу на зубочистке, которые макают в шоколадную глазурь?

- Да-да! Это так вкусно!

- Нет, это только по праздникам.

- Но почему?!

- Сладости только по праздникам.

Евлалия принялась плакать, но Графсу было всё равно.

Пока девочка отвлекала «отца», девочка постарше – Танаисия – с мыслью «папочке наперекор, мамочке во благо» выбежала за дверь и закрыла её за собой. Графс, ошарашенный, закричал с применением обсценной лексики. Девочка не знала, что за дверью находится ещё одна, и от неё нужен ключ. Она боялась вернуться, потому что понимала, что будет с ней, если она встретиться с отцом.

По другую сторону же мужчина злостно колотил по двери. Тогда к нему снова подошла Евлалия и начала канючить:

- Папа, папочка, - и дёргать его за штанину.

- Отстань, мелкая дрянь.

Девочка снова расплакалась. Берлина оторвала малышку от Графса, взяла её на руки и отнесла к кровати. Тогда она заметила, что в своей маленькой руке девочка сжимала такой же крохотный ключик.

- Где это взяла? – шёпотом спросила дочку Берлина.

Евлалия плакала.

- У папы? – снова тихо спросила женщина.

Девочка кивнула. И так Берлина поняла, что сейчас в её руках, хотя де-факто в руках Евлалии.

- Да успокой же ты эту мелкую дуру! – кричал насильник.

- Я стараюсь, - кротко промолвила Берлина.

- Незаметно!

Берлина взяла ключ из ладони дочери и еле слышно подозвала к себе Виви, свою старшую дочь.

Виви была также послушна, как и мать, и «доставалось» ей, если не больше, то на уровне с матерью. Ей было семнадцать лет, но она была слабохарактерна и беспомощна.

- Возьми этот ключ. Я отвлеку папу, а ты откроешь дверь, и вы с Танаисией сможете выбраться. Обо мне не беспокойтесь. Сразу же бегите из дома, кричите людям на улицах, чтобы вызывали полицию.

- Хорошо, - покорно ответила Виви.

- О чём вы шепчитесь?! – переключил своё внимание Графс.

- Я успокаивала Евлалию.

- Но она до сих пор ревёт!

- Она очень расстроилась…

Виви подошла к Эрмене и Сесилии, объяснив, что нужно обезвредить отца всем вместе.

- Да мне плевать!

Доктор подошёл к Берлине и взял её за горло. Эрмена и Сесилия начали душить и бить отца по нежным местам: это было единственно действенное решение.

Виви подбежала к двери и закричала:

- Тани, открой, это Виви!

Танаисия открыла дверь, впустила сестру, после чего девушки закрыли дверь вновь. Виви сказала бежать на улицу, к людям, и Тани была согласна с ней.