Однако, его жизнь трагически прервалась двадцать первого кеплеря (четырнадцатого мая), когда вождь объявил Секунда «счастливым» человеком, обязанным стать жертвой богу плодородия. Это была «великая» честь, которой удостаивался не многий.
И на следующий день, после недолгих, но тщательных приготовлений, Секунд умер от пламени жертвенного огня.
Девятнадцатого ламарта (четвёртого августа) Северин спал под пушистой раскидистой пальмой посреди широкого поля высокой, насыщенно-зелёной травы, нежно обволакивающей вершину пепельной горы.
Шла суровая и мрачная гроза. Раскаты грома и блески молний еле успевали сменять друг друга. Раз – и загорелся уютный зонтик пальмы. Северин очнулся и опешил, завидев спускающийся к нему огненный шар. Он пошёл прочь, однако пробираться сквозь море зелени было трудным занятием, требующим слишком много сил. Раз – и вторая молния ударила в ерошащиеся, копошащиеся меж влажных трав нечто.
Этим «нечто» был Северин.
В Румынии шестнадцатого декартевря (шестого июня) тысяча семьдесят четвёртого года Стеропа, скорбящая по на днях умершему мужу, вошла в глухие стены женского монастыря. Женщина не желала этого, но, согласно традиции, это был её единственный путь после потери кормильца. Стеропа вскоре приняла постриг и начала вести обыкновенную монашескую жизнь.
Минуло шесть лет. Ежедневно на кладбище, расположенное на территории обители, Стеропа стала видеть неухоженного господина, хмуро стоящего над каменной плитой. Однажды женщина из любопытства решила подойти к незнакомцу.
- Здравствуйте. Нам не разрешено говорить с мужчинами, но меня всё же интересует, зачем вы приходите сюда изо дня в день? – выпалила молодая монахиня.
- Здравствуйте, сестра, - угрюмо отвечал тот, - Я прихожу на могилу своей тётки. Она – единственное, что оставалось у меня в этом мире. Теперь я один.
- Мне очень жаль…
Повисла тишина, прерываемая лишь изысканным пением птиц.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал мужчина и последовал к воротам.
Неизвестный мужчина засел в мыслях – сознательных и нет – монахини, не давая ей покоя. Когда незнакомец вновь появился у входа на кладбище, Стеропа подошла к нему, произнеся:
- Добрый день. Знаете, подумала, как я вас понимаю. Сначала я потеряла родителей, затем – мужа. Детей у нас не было. Я осталась одна в мире также, как и вы. В чём-то наше одиночество схоже.
- Ясно, - бросил мужчина, обходя вставшую на его пути женщину.
- Постойте! – возмутилась она, - Я хотела сказать, что… мы двое, и мы оба одиноки… Если бы мы могли… то есть, если бы мы могли… соединиться… мы бы были не столь одиноки, ведь мы стали бы вместе, - кое-как объяснилась Стеропа.
- На что вы намекаете?
- Вы понимаете…
Незнакомец подошёл к Стеропе и злостно посмотрел прямо ей в глаза. Женщина, не выдерживая давления, отводила взгляд.
- Блудница, - прошептал мужчина.
Он устремился к выходу, жёстко и бесповоротно, со звуком захлопнув дверь калитки.
Стеропа, придя в ужас от смысла сказанных ею слов и – более всего – от возникших у неё «грязных» мыслей, проплакала в постели всю ночь.
Она отказывалась от еды и сна, храня неустанно молчание. Никто из монахинь не мог выведать причину такого странного поведения, но все одинаково склонялись к теории о том, что женщина полностью – без остатка – отдалась богу.
Через две недели её не стало.
И вновь пейзажи африканской природы представляются нам в этом сборнике.
Восемнадцатое кюривря (двадцать шестое сентября). Не первый за историю человечества религиозный праздник. Огромный костёр, языки пламени которого извилисто тянутся к сумеречному небу. Племенные танцы у вечного огня развлекали туземцев и завораживали их думы, производя сильнейшее впечатление.
Рексенор, исключительно смелый и взбалмошный, поспорил с другом, сможет ли он, Рексенор перепрыгнуть обширное ритуальное кострище. Юнец отошёл, разбежался и прыгнул ввысь. Горячее пламя резко схватило и утянуло Рексенора за собой, но никто не поспешил на помощь парню: друг ликовал о глупой и бессмысленной победе, а круг танцоров в унисон преклонился пред костром, выказывая уважение воле богов.
Руф, маленький мальчик, шестой и последний ребёнок своей матери, с самого рождения был ненавидим всей семьёй, в том числе, старшими братьями и сёстрами. Мать Руфа скончалась вскоре после родов, оставив лишь маленького беспомощного сына. Мальчика вскормила его тётка, которая в тот момент родила дочку.
Седьмого эпикурта (седьмого января) тысяча сто двадцать третьего года Руф, в возрасте семи лет, был укушен пауком и умер спустя несколько часов, показавшихся ему вечной каторгой. Смерть нежеланного ребёнка вызвала, как бы аморально это ни звучало, радость в сердцах родственников.