Роман, придворный евнух, охранял гарем Абдуллаха ибн Ахмад аль-Каим Биамриллаха. Он частенько, остававшись на службе один, любил обсуждать всё на свете с женщинами, находя в них смиренных слушательниц и интересных собеседниц. Наложницы, в свою очередь, не противились такому развлечению, скрашивающему их дни в тёплые тона.
Тринадцатого гутенбевря (восемнадцатого ноября), в пасмурный день, когда сквозь тучи пробивались лишь единицы искрящихся белых лучиков, падающих на стены изысканных и «барочных» древних построек, отбрасывающих наземь, обуреваемую освежающим ветром, прохладную тень, страж, застигнутый за общением с одной из жён халифа остальными евнухами, выслушал смертный приговор от доносчиков и смело принял волю правителя, как данность.
Роман – с ледяным взором и жёстко сомкнутым ртом – ожидал судьбы, пока солнце играло на его мощном теле Атланта. Трое мужчин молча приблизились к виновному. Роман был хладнокровно зарублен собственными «друзьями».
Розалия родилась четвёртого кеплеря (двадцать седьмого апреля) тысяча сто шестьдесят седьмого года на Соломонских островах. Это была бойкая, активная девочка. Розалия не проявляла интереса к «девичьи» прерогативам и занятиям, перенося всё своё внимание на мальчишеские игры. Она всюду следовала за старшими братьями, которые считали её «помехой». Розалия обижалась на ругань парней и обзывательства, но всё же, как только юноши уходили из дому в розыске забав, девочка неожиданно оказывалась перед их недовольными лицами.
Как-то раз, Розалия, устав от неблагосклонности братьев, осталась дома. Она впервые подметила слёзы и пот матери, её страдания и неимоверную тяжесть её обширной работы. Розалия подошла к маме со словами:
- Мамочка, тебе нужна помощь?
Женщина опешила:
- Да… То есть нет!
- Давай я помогу тебе. Что от меня требуется? – пролепетала девочка.
- Ты только мешаешь. Кончай эти шутки. Иди погуляй. Дай мне сготовить еду, пока отец не вернулся, - огрызалась мать Розалии, на что вторая осмелилась лишь опустить глаза и мимолётно ретироваться.
***
Розалия шагала по пустынному берегу. Девочка рисовала на песке, и деятельность эта так увлекло всё её существо, вызвало столько удовольствия и восторга, что островитянка, вернувшись поздним вечером домой, не могла заснуть из-за фантазий предвкушения следующего дня, длинного и – согласно плану – насыщенного.
Утром девочка снова побежала к берегу, но, не дойдя до песчаной части суши, остановилась у пальмы. Розалия, собравшись с силами, рывком пыталась содрать кору, однако, ничего не вышло. Тогда малютка взяла острый тяжёлый камень и вернулась к претворению своего желания. Эта работа надолго заняла девочку. Она добилась своего, и вот уже в её маленьких ладошках виднелась тёмная корочка пальмовой древесины.
Далее Розалия отломила короткие палочки от кустарника, походящего на ёжика. Юная барышня развела костёр, опустила в него одну из палочек, а после – стала выводить линии на влажной коре. Хвост следа лёгким отпечатком оставался на верхнем слое пальмы. Когда пламя принялось распространяться за пределы, намеченные воображением девочки, она затушила «холст» о землю.
Вечером Розалия, освободившись от рисования на коре, прогуливалась на пляже у скалы. В руке у неё покоился тот же острый камень, каким Розалия не так давно отделяла кору от родного ствола. Девочка затормозила, любуясь на чистый, никем не тронутый и не опороченный. Она принялась чертить на скале примитивные картинки.
Только под ночь островитянка вернулась домой.
***
Розалия изо дня в день на протяжении всей жизни ходила к той одинокой скале, в итоге расписав её полностью. Расписывание элементов неживой природы стало для Розалии вещью, подпитывающей её изнутри, её живительным соком, и, когда поверхности «окружения» девушки стали сполна украшены множественными изображениями, Розалия, опечаленная и утратившая, казалось, смысл бытия, лишилась моральной опоры и, вследствие этого, ментального, а затем и физического здоровья. Она умирала постепенно, незаметно для близких, забившись в угол, одна, в спокойствии и тишине.
Роза родилась на не известном ни одному образованному человеку острове в Экваториальной Гвинее шестого мендевря (четвёртого февраля) тысяча сто девяносто пятого года. Она была вторым ребёнком в семье, долгожданным и горячо любимым. Мать со всей щепетильностью любви и гордостью вскармливала крохотное сокровище, глядящее на неё то с любопытством, то с первозданным смирением.
Уже через месяц жизни Розы каждый разговор её родителей сводился только к брани, унижениям, рукоприкладству и, в конец, уходу одного из супругов прочь. От непрекращающихся скандалов самых близких людей младенец неустанно плакал и кричал, в то время как у матери Розы, к её собственному ужасу, пропало молоко.